посуду и подумать, что делать дальше. В голове был вакуум — ни одной умной мысли. Только в книжках попаданцы сразу знают, что и как делать. Только там они не ошибаются. В жизни все оказалось не так.

Ну и хрен с ним. Не может же так случиться, что мы все останемся здесь навсегда? Нас найдут. Должны найти. Я оставил чистую посуду у воды, сел на траву, откинулся на спину, уставился в небо. Не хотелось ничего, только лежать и пялиться в никуда.

Наверное, я задремал. Поэтому не сразу сообразил, когда услышал крик.

— Ау-у-у! — раздалось с другого берега.

Я резко поднялся, оперся рукой, чтобы не завалиться, чтобы унять неожиданное головокружение. Вгляделся вдаль — у воды по другую сторону озера стоял Тоха.

— Зин, — прокричал я, — быстрее сюда!

Она выскочила, испуганно спросила:

— Что? Что случилось?

Я молча ткнул пальцем. За это время рядом с Тохой появились Юрка и рыжий Эдик. Коля держался чуть поодаль, вперед не высовывался. Все.

— А Гена? — Зиночка шептала, словно молилась. — Гены не видно?

Тоха скрестил перед собой руки, покачал головой. Жест его в расшифровке не нуждался. Но он все-таки прокричал:

— Пусто!

Зиночка прижала к губам ладонь, по щекам ее потекли слезы.

— Гена не мог меня бросить!

Потом она тоже убежала, спряталась в палатке. Я четко представил, как она сейчас рыдает там за опущенным пологом. И мне стало ее жаль. Я пока плохо понимал, что тут случилось. Не знал ее брата. Но почему-то не верил, что он мог обокрасть ребят и уйти. Что мог бросить сестру на произвол судьбы. Скорее всего с ним приключилась беда. Возможно он даже погиб. Только не сбежал, не предал.

Ждать ребят пришлось минут сорок. Зиночка за это время взяла себя в руки, умылась холодной водой, почти не хлюпала носом и даже пыталась улыбалась. Ее самообладание меня поражало и восхищало одновременно. Не знаю, как бы я сам реагировал, окажись на ее месте. Смог бы держать себя в руках?

Наташа из палатки не казала и носа. То ли дулась, то ли попросту уснула. Проверять я не пошел. Вместо этого набрал воды, развел костер, повесил котелок над огнем, открыл две банки тушенки.

Огонь вышел жаркий, и вода закипела быстро. Зина принесла кастрюльку, вычерпала половником примерно треть, оставшееся посолила, засыпала макароны, всучила мне деревянную поварешку и велела мешать. Благо процесс не требовал особых усилий и умственного напряжения.

Я шерудил поварешкой в котелке, и думал о том, что наконец-то скоро пойму происходящее в этом лагере. Придет добрый Тоха, выполнит свое обещание, все объяснит. Я перестану чувствовать полным идиотом. От этой мысли я заржал, пробурчал себе под нос:

— Стану идиотом половинным. Буду в курсе событий, но без намека на воспоминания. Тоже не сахар, если здраво рассудить.

Но такой вариант был куда лучше, чем ничего.

Глава 6

Вернулась Зиночка, отняла у меня ложку, щедро сыпанула в макароны какой-то зелени. Варево на миг притихло, потом забулькало с новой силой. Над костром понесся изумительный пряный ореховый аромат. Я повел носом — запах был новый незнакомый.

— Вкусно пахнет. Что это?

Зиночка пожала плечами.

— Не знаю. Не помню. Надо у Эдика спросить. Это он собирал.

Я ожидал, что воду будут сливать, но нет — Зиночка выложила тушенку прямо в жижу. Размешала прикрыла крышкой. Поймала мой взгляд, поспешила объяснить:

— Так сытнее будет. У нас с продуктами проблема.

Что ж, против такого ароматного супца я ничего не имел.

Ребята пришли голодные, уставшие и расстроенные. Все поиски не дали результата. Тоха понес в палатку вещмешок. Эдик сразу придвинулся к Зиночке. Вид у него стал дурацким, счастливым, как у всех влюбленных. Санжай хранил стоическую невозмутимость.

Юрка обозрел место стоянки, спросил удивленно:

— А где Наташка?

Я кивнул в сторону палатки, сделал кислое лицо. Парню сразу стало любопытно.

— Колись, что тут у вас случилось.

Я пожал плечами. Зиночка не стала молчать:

— Он назвал Наташу Натой.

Вероятно, в этом был какой-то сакральный смысл. Юркины глаза на миг стали круглыми, а потом он заржал, но быстро заткнулся.

— Ну ты даешь, камикадзе. Радуйся, что не убила. Кто ж так делает?

Ответа на вопрос он ждать не стал, направился к палаткам. Мне пришлось узнавать у Зины:

— А что не так? Имя, как имя.

— Только Наташа его терпеть не может. Прощает исключительно Юрке по старой памяти. Они друг друга с пеленок знают. А он ее так зовет, когда хочет позлить.

Вот те на. Кто бы мог подумать. Чтобы в другой раз не промахнуться, я решил уточнить:

— А я ее как зову?

Зиночка ответила без запинки:

— Тата, Татуля, — чуть задумалась, добавила, — Таточка.

Чудны дела твои, Господи. Кто их вообще разберет этих женщин. Какая хрень им может нравится.

Обратно Юрка вернулся с Наташей. Сразу стало понятно, что она спала, и у меня отлегло от сердца. Девушки быстро притащили большую клеенку, расстелили на земле. Расставили миски, принесли ложки, сухари.

Коля снял с огня котелок, на его место повесил чайник. Эдик вдруг хлопнул себя по лбу. Воскликнул:

— Совсем забыл.

Метнулся к Тохиной палатке. Обратно вернулся с большим газетным кульком.

— Что там? — Зиночка не удержалась от вопроса.

Эдик загадочно усмехнулся:

— Деликатес.

Деликатесом оказалась обычная кислица.

Импровизированный суп разлили по мискам. Зиночка раздала сухари, строго выделяя по одной штуке. Себя и Наташу обошла стороной.

Я наворачивал ложку за ложкой, закусывал кислицей, хрустел сухариком и думал, что мне, человеку двадцать первого века, испорченному глутаматом и прочей химией, не доводилось есть ничего вкуснее.

Когда котелок почти опустел, Зина спросила про приправу:

— Эдик, а травка, что ты нарвал, как называется?

Рыжий расплылся в довольной улыбке.

— Пажитник. Совсем молоденькие росточки нашел. Нравится?

— Офигенно!

Юрка пытался говорить с набитым ртом и потому едва не подавился.

А я вдруг осознал, что все старательно обходят стороной тему пропавшего Зиночкиного брата. Словно это может помочь. Может хоть что-то изменить. Моих вопросов тоже боятся. И глянул Тоху. Пристально, вопросительно, только сказать ничего не успел. Он выдал первым:

— Мишань, я помню. И слово свое сдержу сразу после обеда.

Я кивнул. Такой расклад меня вполне устраивал.

* * *

Только сразу после еды меня взял в оборот безжалостный Эдик. Поставил стул на ровное место. Велел:

— Садись сюда. Будем менять повязку.

Я послушно сел. В душе моей не было никаких сомнений. Этот рыжий лекарь, хоть и не человеческий врач, но точно желает мне добра.

Эдик принес аптечку, поставил ее