— Товарищ Акуленко, позвольте представиться: майор Громов. И как уже заметил ваш командир, мы хотим задать вам несколько вопросов. Скажите, у вас есть соображения, по какому поводу мы вызвали именно вас?

— Никак нет, товарищ майор, — по-военному четко отрапортовал прапорщик.

— Хорошо, — кивнул Громов и сложил кончики пальцев вместе. — Тогда начнем тянуть кота за яйца.

Акуленко усмехнулся, впрочем, улыбка вышла натянутой и скорее походила на оскал.

— К нам поступил донос, что в вверенном вам складе расхищается госсобственность, — вдруг произнес майор.

«Э-э-э, донос? — удивился Денис. — О чем это он?»

Генерал Фадеев тоже опешил, но он находился за спиной прапорщика, и Акуленко его не видел. Командир открыл рот, и хотел уже было что-то сказать, но Громов поднял ладонь, давая понять, что вмешиваться не стоит.

— Донос? — крякнул Акуленко. — Ха! Что за брехня?! У меня на складе даже мыши и те строем ходят. И с каких это пор доносами у нас занимается наша доблестная милиция, а не КГБ?

— Не волнуйтесь, товарищ прапорщик, сотрудники КГБ скоро к нам присоединятся, — сощурился Громов, пристально следя за реакцией Акуленко.

Лицо прапорщика перекосилось. Но это отнюдь ни о чем не говорило, неприязнь к комитетчикам была у военных в крови, да и не только у них. Сам Громов отчего-то яро их недолюбливал.

— Брехня, — пожал плечами Акуленко. — Какой-то донос это еще ничего не значит.

— Согласен. Но вы ведь знаете КГБешников и их дотошность, они в каждую дырку залезут, все подсчитают, вплоть до последнего сухпайка. И если вдруг найдут не соответствие, то… ц-ц-ц, — Громов зацокал языком и погрозил пальцем перед носом прапорщика.

— На что вы намекаете? — вскинулся Акуленко. — Я оружием не торгую!

— Оружием, — улыбнулся Громов. — Заметьте, не я это предположил.

Акуленко набычился, глаза сощурились, челюсть сжалась, а ноздри засопели, как у заправского яка. Но Громов лишь улыбнулся и продолжил:

— На военных складах есть куда более необходимые вещи для простых советских обывателей, нежели оружие. За мою долгую службу в рядах милиции я не припомню ни одного случая расхищения оружия с советских складов. Тушенку тырят, сухпайки, амуницию, те же сапоги армейские высоко ценятся, припоминаю даже случай похищения нескольких шашек динамита, но это один ваш коллега по пьяной лавочке решил порыбачить на скорую. А вот оружие, это увольте. У нас чай не Америка, и советские люди друг дружку не отстреливают. Поэтому, упомянув об оружии, вы сами сдали себя с потрохами, товарищ прапорщик! — Глаза Громова блеснули недобрым огнем, кончики пальцев разжались и опустились на подлокотники кресла. — Так что переставайте тянуть кота за причинное место и рассказывайте: вы сами являетесь участником преступления, произошедшего сегодня на трассе Москва — Ленинград или вас все же бес попутал и, погнавшись за легкой деньгой, вы решили торгануть смертью? Только не начинайте ломать комедию снова, этим вы выиграете себе лишь несколько часов, пока КГБешники не прошерстят вверенные вам склады.

«Лихо он его на понт взял, — восхитился отцом Денис. — Только вот таких бывалых вояк, как этот Акуленко, так просто не сломать. Сейчас в несознанку пойдет. Я не я, кобыла не моя!»

Но вопреки Денисовой логике прапорщик вдруг заговорил.

— Хитер ты, майор, — фыркнул Акуленко. — Что толку то теперь отнекиваться, все равно недостача все выявит…

— Как же так, Тарас?! Как же так? — вскричал генерал Фадеев. — Ты же советский солдат! Где твоя честь?

— Честь? — прорычал прапорщик и исподлобья взглянул на генерала. — Моя честь при мне! И только из-за того, что она у меня есть, я и пошел на это должностное преступление, поскольку именно этого требовала моя честь.

— Что за бред ты несешь, Тарас? — покачал головой генерал. — Ты что, умом повредился?

— Никак нет, товарищ генерал, — покачал головой прапорщик. — Мой рассудок при мне и честь моя тоже при мне! И ни о каком преступлении на вашей гребанной трассе я и слыхом не слыхивал, и оружием тоже никогда не торговал! Я лишь воздал долг боевому товарищу за спасенную жизнь!

«Че? Кого?» — Денис не мог уловить смысла в словах Акуленко.

— То есть вы, прапорщик, помогли другу?! — как всегда, быстрее всех сообразил Громов. — Он пришел к вам с просьбой, человек, который когда-то спас вам жизнь, и вы не смогли ему отказать, поскольку считали, что отказ уронит вашу честь?! Но послушайте, Тарас, — голос майора, утратил грубость, тон сделался доверительным, — этот человек совершил преступление, уже погибли двое и, я чувствую, что могут погибнуть еще люди. Скажите, кто он?

— Что, в хорошего мента теперь решил поиграть? — усмехнулся прапорщик. — Нет, со мной такое не пройдет! Я и так уже слишком многое тебе пробрехал, майор.

Акуленко вдруг вскочил, рука ушла вниз к кобуре, защелка на которой оказалась уже расстегнутой, поэтому бывалый вояка сумел выхватить пистолет в долю секунды.

«Гребанные защелки, — прорычал про себя Денис, пытаясь расстегнуть кобуру и добраться до пистолета. — И для чего они вообще здесь нужны?»

Но было уже поздно, драгоценные секунды потеряны, рука Дениса лишь дотронулась до рукояти пистолета, а черное дуло уже взглянуло в его глаза, и тьма внутри армейского ствола не предвещала милиционерам ничего хорошего.

— Руки на виду, менты! — пробасил Акуленко. — Кобуры закрыть!..

«Тьфу ты пропасть, — вновь защелкивая с таким трудом отстегнутую застежку, сглотнул Денис. — Вот мы попали. Вот же ситуевина!»

Краем глаза он взглянул на Юлю.

«Может у хитрого ёжика есть козырь в рукаве». Но даже если он и был, то девушка запрятала его глубоко, поскольку сейчас лишь покорно выполняла требования не на шутку разошедшегося прапорщика. Впрочем, так же, как и Громов.

— Так-то лучше, — продолжил Акуленко. — А теперь руки вверх, ладонями ко мне.

Пришлось покорно выполнить и это приказание.

— Тарас, что ты делаешь? — взмолился генерал Фадеев.

— Так надо, товарищ командир, — не поворачивая головы, произнес прапорщик.

— Тарас, послушай, не усугубляй собственного положения, — держа руки перед собой и показывая вояке открытые ладони, предпринял попытку Громов. — Ты ведь не сможешь далеко уйти. Тебя в любом случае поймают. Давай лучше забудем обо всем, что было, оформим чистосердечное признание, отделаешься сравнительно небольшим сроком. Но если на твоих руках будет наша кровь, то Марса тебе точно не миновать. А ты знаешь, что обратного билета оттуда нет. Подумай о том, кого ты любишь, у тебя ведь явно есть тот, кого ты еще хочешь увидеть? Но если ты сейчас совершишь ошибку…

— Заткнись, мент! — взревел Акуленко, его глаза, словно у быка перед красной тряпкой тореадора, налились кровью. — Нет у меня никого! Только друг, которому я обязан! Которого такие как ты сделали машиной, бесчувственной, не знающей боли, машиной смерти. Такие как ты, ставящие вашу гребанную советскую идею выше простых человеческих жизней! И вот его я не сдам ни за что на свете!