но я не знаю, в каком это месте. Мне кажется, то в другом месте, не на Либежгоре.

– Будущее слушать? Это как?

– Ну, гадали так. Выходишь на перекрёсток… Это на Святки надо, в определённый час. После полуночи вроде. Выходишь, стоишь и слушаешь. Что послышится, то и сбудется.

– И многие так гадали?

– Да все, кто не боится. И Витька ведь ходил после армии, услышал звон инструментов и гул двигателя. А потом ведь лет пять работал, технику чинил. И Ритка наша тоже ходила. Несколько раз говорила, что слышала гул не то поезда, не то ещё чего – говорит, непонятно ей было. А потом в плавание ведь ушла, судовым поваром. Видать, то был гул парохода, а не поезда.

– И это всё не на перекрёстке Либежгоры?

– Вот врать не буду. Может, и там было что-то, да потом сколько ведь лес пилили, сколько дорог переделано. Как я вот помню, никогда там перекрёстка не видела. Там только дорога идёт прямая на горелую избушку, и всё.

– Это дорога так называется?

– Ну да, раньше так говорили. Куда пошли вы за грибами? Да мы на горелую избушку пошли, там об дорогу[6].

– Значит там была горелая избушка?

– Нет, при нас точно не было. Это название такое. А избушки там никогда не видели.

– Ну, название же на пустом месте не появится. Раз есть такое название, значит стояла там горелая избушка когда-то. Может, какие-то бревна валялись или остатки камней из-под фундамента?

– Да что ты! Я не знаю, может, что и было когда-то, но при нас ничего. Лес там один, и всё. Ни избушек, ни камней – ничего не видели.

– А может, старики что-то рассказывали? Что там деревня была или жил кто-то?

– Нет, ничего такого не слышала. Может, и было когда-то, но мои старики мне никогда такого не рассказывали. Я думаю, ничего там не стояло. Назвали просто так, от балды. Вот и всё! Я только знаю, что сказала. Знаю, как осиновские всё в дыры хлебушек крошили, ходили тут, колдовали.

– Осиновские тоже в дыры хлебушек крошили?

– Ну да. Уж не знаю, хлеб там али что ещё. Сама не видела. Но крошили, это точно. Нечистым или другим, кто их знает. Они ведь в старину и мертвечков своих в дыры спускали.

– Мертвецов в дыры отпускали? Это как?

– Ну, хоронили так. Иной раз не в могилу клали, как у людей заведено, а в дыру.

– В какую дыру?

– Да в обычную, какую ещё.

– В какую обычную? Что, в любую дыру, которая в доме имеется? В подвал, например?

– Да ещё почище! В болотинах, в эти самые, какие… в отдушины.

– Что за отдушины?

– Ну, в болотах, которые большие-то, где Левки Остров. Там ведь болото огромное, до горизонта почти. Там и отдушины есть. Дыра, где почва не затянулась. Туда и опускали, на умах. Я ведь не знаю: так поговаривали. А так ли оно было-то на самом деле, я ведь не знаю.

Протокол № 15. Про то, как покойники просили живых

Деревня № 1 Информатор № 1.1

Говорят, что в начале двадцатого века в глухом хуторе жила одна семья. На сегодняшний день их соседей уже не сыскать. Там и в былые времена ютилось всего несколько домов. А теперь, когда всю страну сотрясли перемены, там и вовсе почти никого не осталось.

Семья та работала в соседнем молодом колхозе, который находился в десяти километрах от хутора. Состояла она из одних только женщин, что в послевоенное время не было редкостью: старушка-мать, две её дочери средних лет и одна внучка двенадцати годков от роду. Жизнь была тяжёлая, но в эти суровые голодные времена люди старались не обращать внимания на различные тяготы жизни. Живы остались – и слава богу.

Хутор тот, по слухам, находился в очень мрачном лесу, за которым закрепилась дурная слава. Рассказывали, что там часто пропадали люди. Говорили, их забирают к себе жить другие – некие таинственные обитатели леса. Иногда поговаривали даже, что в этих лесах, окружённых болотами, селились сплошь одни колдуны и ведьмы, которые могли поднимать мертвецов из могил и вообще были с «подземным миром» на короткой ноге. Хотя некоторые утверждали, что всё это лишь предрассудки былых эпох.

Так или иначе, в семье в какой-то момент случилось вполне ожидаемое горе: мать-старушка преклонных лет, воспитавшая всю семью, умерла. При подготовке к похоронам в семье начались разногласия. Две её дочки никак не могли решить, как хоронить мать. Ходили слухи, что в их роду было принято людей «особой силы» хоронить на болотах укутанными в белый саван. Говорили, что так повелось. Уходили на известное болото и спускали тело прямо в отдушину (так называли ещё не затянувшиеся дыры с чёрной торфяной водой). Зачем именно так нужно было поступать с телом и откуда пошла такая традиция, никто не знал. Некоторые и вовсе утверждали, что это просто сплетни. Сама родня все подобные суждения отрицала, стараясь вообще ничего не рассказывать о своём быте (хотя вряд ли в столь сложное время борьбы с религией и суевериями семья могла делиться правдой о себе, даже если бы и захотела).

Постановлением местных органов власти покойницу было решено похоронить на кладбище вблизи местного колхоза. Говорят, что вот тут-то между дочерьми и разразился открытый спор. Старшая настаивала на том, чтобы власть разрешила похоронить их матушку в родном хуторе по их местным традициям. Младшая же не хотела спорить с начальством и желала всё сделать так, как постановили. При этом место на кладбище было уже выделено. Оставшимся членам семьи даже дали дом в новом колхозе, чтобы жить поближе к ферме и своей работе. И по итогу всё вышло так, как запланировали власти.

Однако местные рассказывают, что после похорон с семьёй произошел странный случай. В одну из последующих ночей с внучкой покойницы, маленькой девочкой, случился припадок. Она разбудила всех домашних криками, а после через окно выскочила прямо на улицу, продолжая кричать странные вещи голосом своей прародительницы:

– Людка, вы что наделали? Я же просила! Я же наказала вам похоронить меня в дыре, поближе к ним. Они теперь мне покоя не дают!

Соседи в ту ночь тоже повыскакивали из своих домов и поспешили на помощь, подумав, что случилось нечто ужасное. Обнаружив девочку, они застали её в странном состоянии. Глаза ребёнка закатились, изо рта шла пена, а из утробы продолжал раздаваться старческий голос:

– Вы что натворили, Людка? Я же просила! Опустите меня в дыру!