Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4
— Программа закончена. Я собираюсь выпить, — объявил Данте, когда они вернулись в номер отеля. — Хочешь?
— Нет, спасибо. — Белль в смятении расхаживала по комнате. — Интересно, как дела у Чарли…
— У него все хорошо. Мне прислали текст и фото. Он поел и устроился на ночь. Забыл сказать, — заявил Данте, доставая телефон.
Белль бросилась к нему и выхватила из его рук фотографию Чарли. Несмотря на комфортабельность собачьего отеля, на снимке он лежал на мягкой собачьей подстилке, уныло прижавшись носом к хвосту.
— Он кажется грустным, — вздохнула она. — У тебя есть фотографии собак брата?
— Нет.
— Почему ты не попытался найти им новый дом? — спросила Белль.
— Кристиано оставил мне письмо. Он хотел, чтобы я оставил их себе.
— Да, но он, вероятно, предполагал, что ты оставишь их дома, с собой, — заметила Белль и поморщилась. — Извини. Это было совершенно бестактно.
— Но ты права, — ответил Данте, наливая себе первый крепкий напиток за ночь. — Иди спать. Мне хочется утопить свои печали.
— Я не могу оставить тебя здесь одного, когда тебе плохо! — запротестовала Белль.
— Конечно, можешь, — заявил Данте. — Я не ребенок, о котором следует беспокоиться.
Интересно, был ли он ребенком, уверенным в любви своих родителей. Они не казались очень любящими по отношению к нему и его брату. Это заставило ее оглянуться на собственное детство. Она часто жалела себя, потому что у нее не было ни отца, ни матери, которые бы ее любили. Тем не менее все это время ее бабушка и дедушка поддерживали ее, всеми возможными способами компенсируя отсутствие родительского интереса.
— Судя по тому, что ты о нем рассказывал, я не думаю, что твой брат обрадовался бы твоим мыслям, — пробормотала она неуверенно.
— Откуда тебе об этом знать? — усмехнулся Данте.
— Ниоткуда, — согласилась она. — Но если он был добрым человеком, он бы не хотел, чтобы ты ругал себя из‑за того, что изменить нельзя.
«И это истинная правда», — неохотно признал Данте. Кристиано всегда был оптимистом, не любящим зацикливаться на мрачных элементах жизни. Он делал все возможное, терпя и прощая едкое презрение родителей.
Данте шагнул вперед.
— Перестань смотреть на меня своими большими грустными глазами, — хрипло выдохнул он.
— Я просто хотела тебя подбодрить, — вздохнула Белль.
— Тогда иди со мной в постель. Это совершенно точно меня утешит, — тихо зарычал Данте, и грубые темные гласные в его голосе скользнули по ее спине, словно дерзкая ласка. От его взгляда у нее перехватило дыхание.
— Нет, это плохая идея.
— А я так не считаю, — нараспев произнес Данте, схватив обе ее руки в свои и притянув ближе. — Тебе надо было уйти, пока была возможность.
Ее лицо пылало. Данте искушал ее, как никто никогда, и воспоминания о брате сделали его предательски человечным и уязвимым, уничтожив ее изначальную неприязнь. Лучше бы ей пойти прямо в постель, чтобы не проводить больше времени с Данте Лукарелли, но то, что он стоял у окна со стаканом в руке и выглядел очень одиноким, беспокоило ее, хотя она ничего не могла изменить.
Белль с вызовом посмотрела на него:
— Я знаю, что ты отпустишь меня, если я попрошу.
— Но ты не попросишь меня, потому что не хочешь, чтобы я тебя отпустил, — пробормотал Данте, укоризненно проведя кончиком пальца по ее румяной щеке. — Ну не говори, что тебя не предупреждали…
Он наклонился и захватил ее рот своим, раздвигая ее губы силой своего голодного поцелуя, и она вздрогнула, когда жар прошел по ее холодному телу, согревая каждую частичку.
— Вкус у тебя безупречный. — Данте прижался губами к ее горлу, его дыхание качалось в его груди. — Но он вызывает опасную зависимость.
Белль с удивлением осознала, что уже сидит у него на коленях в кресле, его рука покоится на ее бедре, а его пальцы задрали подол платья выше бедра, и никогда не хотела ничего так сильно, как его прикосновений, потому что сладкая боль между ног выдавала ее с каждым движением его языка.
Когда Данте скользнул за край ее трусиков, ее пальцы впились в его черные волосы. Белль не знала, что делает, и в тот момент ей было все равно. На самом деле ее волновало только то, что он может остановиться.
А потом Данте пальцем коснулся маленького бутона под ее холмиком, и ее тело напряглось, сладкое и пугающе сильное ощущение пронзило ее бурной волной. Он усадил ее в кресло, и она издала тихий, жалобный звук, когда он отвел руку, чтобы расстегнуть молнию на ее платье и стянуть его вниз вместе с бюстгальтером.
С голодным стоном Данте поймал ртом напряженный розовый сосок, уложив Белль спиной на свою руку. Он был яростно возбужден и втайне смеялся над собой за то, что ведет себя как подросток, вместо того чтобы как можно быстрее получить собственное удовлетворение. Но, как оказалось, удовлетворение можно было найти в ее реакции, в тихих горловых звуках, которые она издавала, и в неистовой хватке ее пальцев в его волосах. Он дразнил влажную плоть ее женской сути, отчего она чуть не загорелась в его руках.
Белль выгнулась и тяжело дышала, беспомощная в его руках, ее бедра инстинктивно покачивались в такт. Она тянулась к этому прекрасному моменту, слепая, глухая, совершенно бездумно, когда одним ловким движением пальца он отправил ее в полет. Она вздрогнула и вскрикнула, содрогаясь, когда он приподнял ее, чтобы в последний раз попробовать на вкус ее губы. Несколько долгих минут она лежала в его руках, расслабленная, но ее сознание уже пробудилось ото сна.
В мгновение ока она вскочила с его коленей, пристально глядя на него сверкающими глазами.
— В третий раз, когда ты окажешься у меня в объятиях, я отведу тебя в постель, — сонно пробормотал Данте. — Просто предупреждаю заранее…
— Ты же знаешь, что я не этого хочу, — неловко начала Белль, ее лицо пылало, потому что она болезненно осознавала, что ее поведение трудно оправдать.
— Ты можешь спорить, но ты хочешь меня, — произнес Данте с полной уверенностью.
И он был прав. Белль не нашла в себе сил возразить. Высоко подняв голову, она поднялась в спальню и закрыла дверь. Внезапное