стали классикой в этой области шекспироведения. Гринвуд так завершает рассуждение о жизни Шакспера: «И мое последнее замечание касательно жизни Уильяма Шакспера из Стратфорда: как бы ни были скудны наши сведения, их все же слишком много. М-р Ли (Сэр Сидни Ли, крупнейший биограф Шекспира – М.Л.) утверждает, что мы располагаем массой биографических подробностей, знаем о нем больше, чем о любом современнике Шекспира. Это его заявление поистине смехотворно: было бы куда лучше для стратфордианской теории, если бы у нас не было никаких биографических подробностей.

Не знай, мы ничего, мы могли бы выдумать что угодно. Но то, что мы знаем, – фатально для дела стратфордианцев. Это наипрочнейшее основание, позволяющее отмежевать Шакспера-актера от Шекспира-поэта» [35]. И немного дальше: «Я полагаю, этот традиционный Шакспер, взятый целиком, никоим образом не соответствует требованиям, каким должен удовлетворять превосходный поэт, глубокий философ, универсальный Учитель, создатель Гамлета, Лира и Просперо, утонченный придворный, эрудированный юрист; короче, он противоречит абсолютно всему, что находят в Шекспире величайшие литературные критики, исходя из его бессмертных произведений» [36]. Время летит, проходят десятилетия, кончился век, и книги, которые и сейчас служили бы верным подспорьем в работе над проблемой авторства, позабыты, пылятся на полках, и даже узнать об их существовании почти невозможно.

Но и сегодня баталии ортодоксов и еретиков не утихают, проблема авторства не избыла себя. Все претенденты, однако, по отдельности не годятся на роль «Шекспира». Это исследовано и доказано.

У Бэкона совсем не тот стиль. Ратленд не мог замыслить грандиозное полотно ста лет английской истории: у автора хроник стройная историческая концепция, в основе которой психологический анализ личности и действий монархов; Оксфорд умер в 1604 году, а есть несколько ссылок на живого Шекспира, появившихся после этого года [37]. Дарби до самой смерти в 1642 году ничем не заявил о себе как драматург, его долгая жизнь – прожил он восемьдесят один год – хорошо известна, он занимал важные посты и деятельно исполнял служебные обязанности, но нет и намека, что он сочинял поэмы или драмы, ни в его письмах, ни в других документах, если не считать двух донесений от 30 июня 1599 года Джорджа Феннерса, шпиона-иезуита в Англии, перехваченных тайной полицией, в которых сообщалось, что «граф Дарби занят только писанием комедий для простых актеров». Марло умер в 1593 году, и, чтобы сделать его «Шекспиром», марловианцам пришлось сочинить легенду о том, что он не был убит в таверне – убийство инсценировано, чтобы спасти его от страшного суда Звездной палаты (Star Chamber), на самом же деле он отправлен сэром Томасом Уолсинэмом, двоюродным братом министра внутренних дел, в Италию, где и продолжал писать пьесы, но теперь уже под именем «Уильям Шекспир». Стратфордский Шакспер не оставил после себя ни единого клочка бумаги, где была бы хоть одна строчка каких-то его писаний.

Групповая теория – а существует несколько вариантов, причем каждую группу возглавляет кто-то один, самый сильный ум и талант по субъективному мнению автора теории, – тоже неправомерна, поскольку шекспировские тексты написаны одной поэтической рукой и почти везде ощущается один психический склад характера.

До появления сомнений в авторстве Стратфордца все исследователи и поклонники гениального поэта всегда воспринимали его наследие как органическое целое, обладающее особой чисто шекспировской стилистикой. Замечательный Озерный поэт, романтический философ и психолог С.Т. Кольридж (1772-1834) в лекциях и статьях о Шекспире подробно говорил, об особенностях слога и стиля Шекспира. Вот что пишет об этом С. Макуренкова в статье «Творчество Шекспира и Данна в системе художественных взглядов Кольриджа»: «Отличительные черты лирического поэта Кольридж видел в “глубоком чувстве и тонком переживании прекрасного, явленных глазу в комбинациях форм, а уху – в сладкогласных и достойных мелодиях”. При этом Шекспир как лирический поэт отличался, с его точки зрения (Кольриджа), страстной любовью к природе и всему естественному, обладал фантазией, которая соединяла несхожие образы, с легкостью определяя моменты их сложного подобия… Соединяя “множество обстоятельств в едином моменте мысли”, Шекспир, по мнению Кольриджа, приблизился к воссозданию человеческой мысли и чувства в их предельной полноте (“ultimate end”), иными словами – в той органичности проявления, когда они суть единство (“unity”)…Растворение единственного, неповторимого шекспировского “я” в сонме характеров, порожденных его воображением, являло своего рода другой абсолют органичности подлинно творческого акта…“Еще до того, как Шекспир приступил к созданию драматических произведений, он доказал, что обладает подлинно глубоким, энергичным и философским складом ума, без которого из него мог бы получиться весьма незаурядный лирик, но никогда – великий драматический поэт”.

…Единственным писателем, в котором оба начала (поэзия, драма) для Кольриджа выступали примиренными, был Шекспир; и, подчеркивая особую природу поэтического видения своего предшественника, Кольридж настаивал на полной слиянности двух начал – поэтического и драматического – в его творчестве» [38].

Так Кольриджу видится исключительность творческой манеры Шекспира. Думаю, ему и в голову не могла прийти возможность группового авторства «Шекспира». В ту пору еще была уверенность, что вот-вот найдутся рукописи Шекспира и какие-то свидетельства его творческого общения. Меня среди этих цитат поразило совпадение восприятия Шекспира с характеристикой, данной Кориэту в одном из панегириков, предпосланных «Кориэтовым нелепостям» (этот толстенный волюм – путевые заметки Томаса Кориэта, еще одной маски Ратленда); друг Кориэта пишет о нем почти-то же, что и Кольридж, только более красочно, хотя и жестко, и намекает на учителя: «Любимец славы, атом знания живой, Природы текст, умением до блеска доведенный, не будь Учителя, остался б ты любимчиком всеобщим, но пустым». То же говорит и Кольридж: лирик получился бы неплохой, но не будь глубокого философского ума («атом знания живой»), великим поэтом он бы не стал. Словом, без мощного мыслительного аппарата гениальным поэтом стать невозможно.

Тут кстати придется соображение Т.С. Элиота о Шекспире: «The standard set by Shakespeare is that of continuous development in which the choiсe both of theme and of dramatic and verse technique in each play seems to be determined increasingly by Shakespeare’s state of feeling, by particular stage of his emotional maturity of the time. What is “the whole man” is not simply his greatest or maturest achievement, but the whole pattern formed by the sequence of plays; so that we may say confidently that the full meaning of any one of his plays is not in itself alone, but in the order in which it was written, in its relation to all of Shakespeare’s other plays, earlier and later: we