— И ты мне будешь рассказывать, как выбирать мужчин! — вспыхнула Лорен, тыкая пальцем в маму. — Тоже мне эксперт! Уж ты-то выбрала прекрасно — ничего глупее за всю жизнь не сделала!

— Все, мне это не нужно, — сказал Курт, вставая. — И тебе тоже.

Он взял Лорен под локоть и повел к двери.

— Не уходи! — крикнула мама.

— А на кой черт мне оставаться?

Лорен вырвалась из хватки Курта и, чеканя шаг, вернулась к столу:

— Ты всю жизнь вставляешь мне палки в колеса, словно я… Что ты вообще обо мне думаешь? Что я не могу принять ни одного хорошего решения? Я что, неудачница, которая с утра до ночи творит одни глупости?

Мама сложила руки на груди:

— Как я должна отвечать при таком отношении?

— Да мне твои ответы меньше всего нужны.

Курт снова взял Лорен под локоть и сопроводил к двери — теперь, когда две женщины схватились между собой, он молчал, и его молчание не предвещало ничего хорошего. На этот раз Лорен не вырвалась, он вывел ее за порог и закрыл дверь.

— Вернись сейчас же! — велела мама, потом развернулась и изо всех сил ударила ладонью по дверце шкафа. — Опять! — прорыдала она. — Я опять ее потеряла.

Она закрыла лицо руками, уперлась головой в шкаф и заплакала.

Шесть часов спустя мама наконец улеглась, а я выскользнул из дому, взял велосипед и кратчайшим путем покатил к старому складу. Она весь день рыдала, разговаривала с Маргарет, в тысячный раз обсуждая случившееся: Лорен была права, Лорен была не права, Лорен совершила громадную ошибку, мама совершила громадную ошибку — и так без конца. Я спрятался у себя в комнате и натянул лыжную маску, чтобы приглушить голоса.

Все было как прежде, когда все ссорились, плакали и, хлопнув дверью, уходили из наших жизней. Как прежде, только хуже, потому что теперь Форман пытался проникнуть в мою голову, а мистер Монстр — выцарапаться оттуда. Я не знал, сколько еще может растягиваться эта пружина, прежде чем лопнуть. В голове у меня рождались планы: как выяснить, где живет Курт, как его обездвижить, как резать, медленно и вдумчиво, чтобы сделать как можно больнее. Я начал ходить по комнате, напевая приходившие в голову мелодии: старые песни, которые слушал отец, новые, которые слушала по утрам Брук, — что угодно, лишь бы занять мысли и увести их как можно дальше от смерти. Не помогало.

Серийного убийцу на преступление толкает потребность — насущная необходимость. Что это такое? — Откуда оно берется? Прежде я всегда был в состоянии контролировать мою темную сторону, держал ее взаперти долгие годы, но сейчас она набирала силу. Я убил демона, мистер Монстр впервые почувствовал вкус смерти и требовал еще. Мог ли я по-прежнему контролировать его? Насколько влиятельным он станет? В какой момент эта потребность выплеснется через край и я убью кого-нибудь: маму, Маргарет или Брук?

Я выхаживал туда-сюда по спальне, чувствуя себя зверем в клетке. Пластинки жалюзи напоминали решетку, а за окном я видел большой и темный дом мистера Кроули. Сколько ночей я провел, крадучись пробираясь к этим стенам, заглядывая в окна, изучая жертву? Я тосковал по тем временам — мне их физически не хватало; это как непреходящий зуд в ампутированной ноге. Сумею ли я повторить это? Но ведь Кроули был демоном, а не человеком, и шпионил я за ним ради всеобщего блага. Тогда я тщательно взвесил вероятные последствия и принял решение, а теперь не мог оправдать подобное поведение, если ставил перед собой менее благородную цель.

Но если в городе на самом деле объявился новый демон?

Глупо было предполагать, что Кроули — единственный, не менее глупо — что все ему подобные действуют одинаково. У новой жертвы не пропали органы, но остались десятки мелких ранок на теле и одна серьезная на ноге. Неужели существовала какая-то сверхъестественная злобная сила, которой требовалось бить людей током, чтобы не умереть? А может, тот факт, что жертвой стала женщина, говорит, что и демон тоже женщина?

Нет-нет, я заблуждался, предполагая, что у всех демонов и методы, и мотивы одинаковы. Мистер Кроули убивал людей, похожих на него внешне, чтобы заменять изношенные части собственного тела. Речь шла о выживании. Новый демон, возможно, убивает ради еды, развлечения, самовыражения — сколько угодно причин. Как и у меня, у демона имелись свои внутренние потребности — этакая эмоциональная дыра, которую требовалось заткнуть.

Как я могу выяснить потребности демона, если в своих-то не уверен?

Я снова подумал о Курте — вот было бы здорово пытать его током, как ту девушку, и наблюдать за корчами, пока разряд не прожжет дыру в его плоти. Я тряхнул головой, прогоняя мысль. Нет, так дальше продолжаться не может — нужно что-нибудь сжечь.

Пришло время снова съездить на склад.

Выходя из дому, я прихватил кусок курицы — ведь никто так и не пообедал, — положил его в пакет и сунул в карман куртки. На сей раз кот меня не остановит.

Шел первый час ночи, и стояла такая темнота, что езда на велосипеде казалась не самой удачной идеей, но велосипед, в отличие от машины, бесшумен, а мне не хотелось разбудить маму. К тому же, воспользуйся я машиной, меня будет легче найти, если кто-то начнет расследовать пожар. Почти милю я ехал по темным улицам, потом слез и повел велосипед по петляющей среди деревьев тропинке, придерживаясь не освещенных луной участков. В руке я сжимал канистру с бензином.

Огонь звал меня.

Шлакобетонные стены склада отражали ярко-серый лунный свет, едва заметно мерцая на поляне. Я улыбался. В такие моменты границы внутри меня стирались и мистер Монстр делался просто Джоном Кливером: не убийцей, а подростком, не чудовищем, а человеческим существом. Если огонь служил мне великим очищением, то во время подготовки меня охватывало чувство абсолютной свободы — в эти краткие секунды отдыха не нужно было беспокоиться о желаниях мистера Монстра, потому что наши желания совпадали. Приняв решение развести огонь, я мирился с собственным «я», становился собой, и все вокруг обретало смысл.

Кот приветствовал меня безмолвным взглядом с подоконника разбитого окна, откуда открывался великолепный вид на его владения, как внутренние, так и внешние. Я положил велосипед у деревьев и тихо пошел вперед, вытащил курицу и оторвал от нее кусочек. Волокна разделялись без труда, пласты прожаренных мышц легко отслаивались друг от друга. Я встал у окна и помахал перед носом у кота — насколько мог дотянуться — куском курицы, чтобы он почувствовал запах мяса, потом уронил оторванный кусочек на землю, а остальное отбросил на несколько футов. Кошачьи глаза проследили за полетом куриного мяса и впились в него взглядом, словно лазерным прицелом. Я проскользнул внутрь склада сквозь пустой дверной проем.

Я снова посмотрел на окно: кот оставался там и даже обернулся в мою сторону, услышав, что я вхожу. Несколько мгновений он наблюдал за мной, потом снова отвернулся туда, где лежало мясо.

«Все правильно, — подумал я, — иди и возьми его».