— А со второй половиною как?

— Тоже неплохо. Бетонщики, столяры, плотники. С такими специальностями им где угодно жить можно. Но и эти остались. А все потому, что по выходе из лагеря им давали общежитие, какое они сами строили. А уже потом, через год-два, каждый получил квартиру. Кто семьями обзавелся, конечно. Сейчас бы вы и не подумали ни на одного, что перед вами бывший вор или грабитель.

— И все Синицын? Его заслуга?

— В основном, да. Он, бывало, до ночи в бараках зэков был. Говорил с людьми. Поначалу, конечно, злой возвращался. Что-то не клеилось. Среди воров были и те, кого после ухода Синицына сами зэки кулаками довоспитывали. За хамство. Крупные воры любят культурные разговоры. Лучше шпаны соображают. Ну а всякие налетчики только дело портили. Так вот со временем Синицын сумел найти подход и к тем, и к другим. Сам Бондарев заочно считал себя учеником Синицына…

— А как погиб?

— Сносили старый дом. Его еще первые комсомольцы строили. И никто не знал, что дети, в те годы они в разведчиков играли, устроили там свой штаб. В этом доме. Трактор тросом стену зацепил и рванул. Все отошли. И вдруг Синицын, как говорят, побелел весь. И к дому рванулся. Стенка дома уже сыплется, а он из-под самых бревен мальчишку выхватил. Отшвырнул от стены. А сам уже не успел. Позвоночник бревном повредило. Умер. На третий день.

— А как мальчишка там оказался, неужели дом не проверили?

— Осматривали. Да только мальчуган в подполе сидел. Шум услышал и вылез. Решил рекогносцировку сделать. Вот и подвернулся, пострел. А у Синицына две девочки остались. Теперь уже выросли. Одна в школе преподает, другая врач.

— А Игорь Павлович? Здесь тоже его портрет.

— Бондарев много лет был начальником этого лагеря.

— А это кто? — спросил Яровой, указав на портрет.

— Это начальник роты охраны.

— Чем он помнится?

— Он, видите ли, особый нюх имел. При нем из лагеря не только зэк, — мышь не могла убежать незамеченной. Прирожденный охранник. Он даже подготовку к побегу каким-то особым чутьем улавливал. И никогда не ошибался. Бывало, пойдет проверять территорию лагеря, бараки, — все лазейки, все хитрости зэков разоблачит. Сидел у нас один, за убийство. Сколько раз пытался бежать! А не удавалось. Все из-за начальника охраны. У того обоняние было обостренное. Он каждого по запаху кожи помнил. Говорил, что у всех индивидуальные потовые и жировые железы.

— Уникум, — Яровой недоверчиво пожал плечами.

— Зона поначалу дощатым забором была обнесена. А потом — проволока. Так вот он подойдет к дырке в заборе, наклонится и точно скажет, кто ее проделал. Однажды я его решил проверить. И отодвинул доску в заборе. Знаете, как он меня костерил за это! Бондареву жаловался.

— Редкий дар! Но… Траурный креп…

— Погиб. Вора ловил. Тот прямо с трассы, с работ сбежал. Тоже уникальная личность. Этот— за ним. Один. Без собаки. Сам след взял. И бегом. Тот уже далеко ушел. Но начальник охраны тоже умел бегать. И когда нагонять стал, предупредительный выстрел дал. Вор остановился. А когда начальник охраны совсем близко подошел, зэк метнул самодельный нож. Когда вор убегал, наш, уже смертельно раненый, сумел прицельно выстрелить. Так и нашли их в десятке шагов друг от друга прибежавшие на выстрел солдаты. По следам трагедию погони прочитали… Бондарев тогда чуть рассудка не лишился.

— Еще бы! Такого человека потерять..

— Да, после его смерти досталось нам. Вспомнить страшно. Всем досталось. Воры — как с цепи сорвались. Если бы не Бондарев, не знаю, что и было бы. Что ни день-то попытка, то побег. Работать стало невозможно. Сутками отсюда не уходили. А все из-за Дамочки. Вор- рецидивист. Скольких он ограбил, убил — только ему ведомо. Но не нам, к сожалению. Несколько раз убегал. То сам, то с кентами. Пока его в Певек не перевели. Верно, и теперь кому-то досаждает. Его даже Бондарев не переделал…

— Нет больше Дамочки, — вспомнил Яровой дело из архива прокуратуры.

— Расстреляли?

— Сторож убил.

— Где?

— У нас в Армении. Магазин пытался ограбить…

— Он на это мастер. Даже здесь у зэков зарплату отбирал поначалу.

— При Бондареве?

— Нет, до Бондарева. Игорь Павлович не давал человека в обиду…

В это время вошли Бондарев и Трофимыч. Молча сняли шапки.

— Ну что, все показал гостю?

— Обо всех в один день не расскажешь, — отозвался майор.

— О людях этих все заключенные знают, — указал Бондарев на портреты, — кто сюда приходит, того сразу с ними знакомят. Мол, смотри, знай их и помни.

Яровой подошел к Трофимычу.

— Нашли что-нибудь?

— Не удалось. Весь архив, всю картотеку перевернул и — никаких следов. Нет такого.

— Значит, зря день потерян…

— Зачем же так! Не надо торопиться. Мы еще поищем.

— Разве здесь ищут?

— И здесь, — поджал губы Трофимыч и добавил: — Тут никто не соврет.

Игорь Павлович подозвал майора. Тот глянул на часы. Вышел.

— Вот он, — указал Бондарев на портрет лысого, худощавого человека, — нам помочь должен. Вернее, тебе.

— Мне? Так он же мертв! — изумился Яровой.

— Есть люди, которые не умирают… в делах своих. Вот и этот. Он у нас особые архивы вел, прекрасные описания татуировок оставил. Всех знаменитостей превзошел в этом деле. У него не только рисунок — каждый крючок, каждая линия свое объяснение имеют. Около тридцати громадных альбомов сохранились. В них есть — все. Кому, когда и кто делал эти татуировки. И почему эти, а не другие. Используя альбомы, мы знаємо миграции наших зэков и помимо документов.

— Это что-то новое! — изумился Яровой. — Я еще не встречался с систематизацией таких отличительных признаков. Да еще с расшифровкой кода!

Распахнулась дверь. Появился майор. Вслед за ним двое солдат внесли металлический громоздкий ящик, козырнули и ушли.

Бондарев тщательно рассматривал фотографии в альбомах, сверял с теми, какие привез Яровой. Медленно переворачивались страницы. Рисунки, фото — от них рябило в глазах. К вечеру вчетвером и половины не одолели.

— Знаете, мне кажется, нам не с того надо начинать, — подал голос Бондарев.

— Ас чего? — удивился Трофимыч.

— Дедов наших тряхнуть.

— Да, у них на это память отменная, — вставил майор.

— Сколько их теперь осталось? — спросил у него Бондарев.

— Все те же. Пятеро. Как и при вас.

— Так. Давайте подумаем, кого лучше?

— Мне кажется, из пятого барака, — заглянул майор в свою записную книжку.

— Шило, — отозвался Трофимыч.