Как уже упоминалось выше, в большинстве случаев конечным пунктом для европейских купцов оказывался Новгород, стремившийся держать в своих руках и торговлю с другими областями Руси [132]. По договору 1260 года «немцы» могли торговать помимо Новгорода на острове Котлин и в Кореле, но первый отвечал за безопасность гостя лишь в том случае, если торговец сопровождался новгородцем. Дальше – Волго-Каспийский путь, основными центрами которого были Булгар, Саксин и Амоль (на южном берегу Каспийского моря). Что касается значения Саксина как торгового центра, то здесь существуют значительные разногласия. Точное местоположение и характер этого города неизвестны. Скорее всего, как предположил Сафаргалиев [133], Саксин – это Итиль, а саксины – потомки хазар. Торговые связи по Волге были довольно устойчивы. При Бату и Берки русские только усилили свои позиции. Уже в 1263 году египетские послы, направлявшиеся в Каракорум, отмечали, что на Волге «постоянно видны плавающие русские суда»[134]. Это вовсе не было каким-то кратковременным всплеском, торговля по Волге оставалась в руках русских купцов, что засвидетельствовано арабскими авторами [135]. Во многих ордынских городах появляются колонии русских купцов. Монгольские ханы покровительствовали торговле. Сама Орда как государственное образование во многом, как сказано, существовала за счёт транзитной торговли. Орда стремилась к стабилизации цен, проводила политику невмешательства в экономическую жизнь. В результате цены были нестабильными и низкими. В Орде существовали системы безналичного учета денег и прообразы современных «свободных экономических зон» вроде Хаджитархана, освобождённого от податей и налогов. Для купцов, видимо, существовали гарантии неприкосновенности их личности и товара. Всё это было исключительно выгодно для суздальцев и новгородцев, контролировавших огромные пути от Финского залива до иранского Мазендарана («Письма» Рашид ад-Дина, Х. Казвини) [136] [137]. В самой Ганзе с 1268 года шла борьба за преобладание в северо-восточной торговле, эта борьба оканчивается победой Любека. Для XIV века известно два случая проникновения в Новгород ломбардских купцов, которые торговали оружием, но были изгнаны ганзейцами [138]. Орден, папство и шведы стремились, препятствовать вообще любой торговле, что приводило к конфликтам между ними и Ганзой. Во второй половине XIII века, несмотря на крестоносную экспансию в Прибалтике, продолжалось русское мореплавание на Балтийском море. Рост торговли и богатства Северной Руси вызвал не итолько подъём архитектуры, искусства, вооружения и материального богатства. Для хорошего содержания своих торговых путей от Финского залива до слияния рек (Волги и Оки, а рядом – и Клязьмы) у Нижнего Новгорода русские серьёзно вкладывались в инфраструктуру. С середины XIII века Старая Ладога становится крупным портом для больших морских судов [139], для передвижения же по Волхову используются большие специальные паромообразные плоскодонные суда [140]. В разных местах, особенно в районе Белоозера, найдены следы работ по расширению русел рек вблизи водоразделов. Существовали и другие пути торговли с Востоком. Под 1096 г. в ПВЛ записана легенда о путешествии новгородцев к горам и побережью на север от Югры и обнаружении там знаменитого прохода, заделанного в своё время Александром Македонским. По сообщению Ипатьевской летописи под 1114 годом, ладожский посадник Павел рассказал, что «ещё мужи старии ходили за Югру и за Самоядь» – в полунощные страны. Древний путь в Приобье шёл от Устюга по Вычегде в бассейн Печоры, а из Печоры, по притоку Усе, через Уральский хребет в Собь – приток Оби. Другой путь из Печоры на Обь шёл южнее, к Березову [141]. К началу XIV века новгородцы уже утвердились в этих землях. Серебро было главной целью (после мехов) русских купцов в этом районе, несмотря на то, что собственных серебряных рудников здесь не было [142][143]. Причём они расширялись прямо у ордынской границы. Согласно сведениям арабских авторов, из Новгорода этим путём можно было добраться до Монголии и Китая (т. е. минуя Орду левобережьем Оби). Сделка с Ордой (по 2000 лёгких рублей = 1000 новгородских гривен за земли Югры) оказалась действительно выгодной нашему средневековому Нью-Йорку. Да и Москва, Ростов и Дмитров с Тверью неплохо поимели от этого. Ведь помимо портов и каналов хороший толчок к развитию получило и речное судостроение в Твери, Кашине, Москве, Рязани. По «Путешествию сэра Мандевилля» (начало XIV в.), этот Обский путь вёл в Индию, доходившую, по мнению автора, до крайнего севера Азии. Действительно, русские купцы добирались до Ханбалыка (Пекин), где существовала русская колония, привозя сюда, помимо прочего, дорогой русский сафьян [144]. Потомков русских колонистов встречал в Китае в XVI веке португальский путешественник Мендиш Пинту [145].

Так что в стране однозначно было за что бороться и что делить. Страна была небедной, экономика на подъёме, культура, торговля. Одним словом, перспективная страна. Это становилось понятно всем.

Недостаток сплоченности нельзя назвать неожиданным в этот, период (вторая половина XIII века). Ни Ярослав, ни Василий не обладали достаточно сильными характерами, чтобы установить твердый контроль над своими племянниками и двоюродными братьями. То же самое относится и к двум сыновьям Александра Невского, Дмитрию и Андрею, правление которых пришлось на последние два десятилетия XIII века. Кроме того, никто из них не прожил достаточно долго, чтобы хоть приблизиться к цели, которую они, очевидно, себе ставили, – объединению Суздальской земли. Но главную причину слабого правления удаленными от Владимира районами следует искать не только в далеко не ничтожных целях великих князей. И не в краткости их пребывания на великокняжеском престоле, но, скорее, в том, что ни один из наследников Александра в XIII столетии не имел у себя в тылу достаточно крепкой, богатой и надежной вотчины, чтобы опереться на нее в проведении своей политики. Во-первых, тогда они не были ограничены узкоместными интересами. Ярослав и Василий не могли осуществлять великокняжеское правление, сидя у себя в Твери и Костроме, точно так же, как позднее Дмитрий и Андрей во время своего пребывания на великокняжеском престоле не могли править Суздальской землей из Переславля и Городца. Это означало, что они не имели возможности подолгу оставаться в своих городах, с тем чтобы развивать и расширять собственные провинциальные районы, создавать крупные могущественные центры влияния, которые в конце концов смогли бы (как Москва в XIV веке) разделить великокняжеский престол с Владимиром и правление которыми могло бы передаваться исключительно в рамках одной княжеской семьи. Во-вторых, их княжества могут быть охарактеризованы лишь как весьма отсталые – и в экономическом, и в военном отношениях – по сравнению со многими другими вотчинами в 60-х и 70-х годах XIII века. Прежде всего – Переяславской, Тверской и быстро усилившейся Московской. Которые составляли тогда единый Переяслав-Залесский западный край Суздальской земли. Наиболее близкий к Новгороду и Смоленску и наиболее густозаселённый. Андрей Александрович не имел могущественного центра, который стал бы основой и надежным тылом для его деятельности. Его вотчина Городец на Волге была слишком удалена и, очевидно, по-прежнему испытывала недостаток населения. Кроме того, Андрей почти не имел времени позаботиться о своей вотчине, не говоря уже о том, чтобы пожить там и укрепить ее ресурсы и войско. В столичном Владимире и в сильнейшем и богатейшем Новгороде он проводил больше времени, чем на своих восточных окраинах Суздальской земли. Противостоявшие ему князья, напротив, не жалели сил и времени для укрепления своих владений и, не имея дел в Новгороде или Владимире, могли сосредоточиться на развитии местных ресурсов. Особенно это относилось к Твери и Москве. Они помогали Дмитрию защищать Переяславль, и только. А остальное время тратили на свои уделы (вотчины). А сам Дмитрий Александрович, имея у себя богатый Переяславль, и сопротивлялся Андрею с помощью татар и шведов с обеих сторон, а в конце концов, когда все стороны устали от боёв, вредящих торговле, на княжеских съездах. Которые и утвердили окончательно – Переяславль остаётся за князем Дмитрием, его сыном Иваном и их родом. И вот, в последнее десятилетие XIII века на роль истинных центров могущества и влияния в Северо-Восточной Руси стали выдвигаться Тверь и Москва. Княжившие в этих городах Михаил Ярославич и Даниил Александрович вместе с сыном прежнего великого князя Иваном Дмитриевичем вскоре доказали Андрею силу своего союза. Достигнутое на владимирском съезде решение о том, что Переяславль остается вотчиной Ивана Дмитриевича, было для Андрея совершенно неприемлемым. Он попытался взять своих противников на испуг, намереваясь напасть сначала на Переяславль (Иван Дмитриевич к тому времени уже отправился в Сарай для получения ярлыка на княжение), а затем на Москву и Тверь. Но Даниил и Михаил остановили его у Юрьева Польского, и обе стороны заключили мир и подтвердили основные решения Владимирского съезда. В это же самое время положение Андрея в Новгороде было существенно ослаблено договором, заключенным между Тверью и Новгородом, согласно условиям которого Новгород согласился помогать Твери, «если будет тягота, или от Андрея, или от Татарина, или от Иного кого» – другими словами, если Андрей или сам, или вместе с татарами и шведами нападут на Тверь, тогда как Михаил обязался помочь, «где будет обида Новугороду». Довольно существенно, что Михаил назвал в качестве своих союзников своего старшего двоюродного брата Даниила Московского и Ивана Переяславского. Несмотря на то, что в 1296 году Андрею не удалось лишить Ивана его «вотчины» ни силой убеждения, ни силой оружия, он до конца своей жизни не оставлял надежды закрепиться в Переяславле. В 1298 году он снова попытался захватить этот город – и снова был отброшен совместными усилиями Даниила и Михаила. В 1300 году Андрей созвал второй съезд, на этот раз в маленьком городке Дмитрове, расположенном к западу от Владимира и равноудаленном от Москвы и Твери. Обсуждался вопрос о распределении княжеств, или, другими словами, кому же держать Переяславль. Была «смута великая», и хотя Иван и Михаил не достигли (впервые) соглашения по какому-то неназванному вопросу, Ивану было достаточно поддержки Даниила Московского, чтобы сохранить власть в Переяславле вопреки противодействию со стороны Андрея и при весьма неясном на этот раз поведении и мнением Михаила Тверского. Это указывало на быстрый рост влияния московского князя. Конечно, у Даниила не было ни малейшего желания бескорыстно укреплять положение своего племянника в Переяславле; скорее, это был тонкий политический ход с его стороны, продиктованный желанием заслужить благодарность от жителей этого района и их князя Ивана.