— Но мы перечеркнем все планы этого подлого вымогателя, который не в состоянии даже правильно написать свое собственное имя! — пылая гневом, воскликнул он. — Мы арестуем его, когда завтра он явится к старому каменному кресту. Я немедленно свяжусь по телефону с районным центром и позабочусь о том, чтобы по меньшей мере двенадцать полицейских были готовы встретить его и сцапать — клянусь вам!

Касперль был не в восторге от его предложения.

— Только не это, господин старший вахмистр!

— Нет? — спросил Димпфельмозер. — Почему ж нет?

— Из-за бабушки, — сказал Касперль. — Если Хотценплотц что-то пронюхает, ей не поздоровится.

— Гм, — пробормотал старший вахмистр Димпфельмозер. — Тогда вам, следовательно, придете отдать деньги?

— А что остается? — проговорил Касперль, пожав плечами. — Бабушка стоит того, чтобы заплатить за нее пятьсот пятьдесят пять марок — или?

— Пятьсот пятьдесят пять марок пятьдесят пять пфеннигов! — поправил его Сеппель. — Как раз ровно столько, сколько четырнадцать дней назад мы получили от господина бургомистра в качестве вознаграждения — разве это не смешно?

Господин Димпфельмозер плюхнулся на диван. Затем снял каску и насухо вытер ее изнутри носовымплатком.

— Не нравится мне все это, — проворчал он. — Вы, по крайней мере, хоть согласны, чтобы утром я осторожно проследовал за вами? Таким образом, я мог бы издалека наблюдать за происходящим и в случае крайней опасности вмешался бы…

— Пожалуйста, не надо! — сказал Касперль. — Мы же все трое знаем, что с Хотценплотцем шутки плохи. Если он требует, чтобы Сеппель и я пришли одни, мы должны выполнить это условие. Теперь мы находимся в его лапах, и тут ничем не поможешь.

— А если с вами что-нибудь случится? — пробурчал господин Димпфельмозер. — Кто может мне поручиться, что вы вернетесь назад целыми и невредимыми?

Касперль мгновение помедлил с ответом.

— Мы должны обождать, — проговорил он после паузы. — Мы же не ясновидящие…

— Не ясновидящие?

Старший вахмистр Димпфельмозер вскочил с дивана и обнял его за плечи.

— Касперль, — воскликнул он, — я полагаю, что ты натолкнул меня на одну мысль! В исключительной ситуации нужно использовать исключительные средства — я обращусь к госпоже Худобок!

Госпожа Худобок жила в стареньком, довольно приземистом домике у опушки леса, обнесенном со всех сторон высокой терновой изгородью, а воротах сада висела вывеска с надписью:

«Вдова Порциункула Худобок,

Имеющая лицензию ясновидяшая

Гадание на картах, толкование снов и хиромантия.

Предсказания на кофейной гуще.

Заклинания всякого рода духов и прочее и прочее.

Приемные часы ежедневно, а также по договоренности».

Пятью дюймами ниже помещалась предупредительная табличка в красной рамке:

«Осторожно, собака!

Кого покусает, пусть не жалуется!».

Господин Димпфельмозер позвонил в колокольчик, висевший рядом с воротами сада. И в тот же миг за оградой раздалось собачье тявканье — такое неистовое, что господин старший вахмистр невольно отпрянул и схватился рукой за саблю.

Дожидаясь вдову Худобок, он размышлял о том, что во всем городе едва ли найдется хоть один человек, когда-либо видевший эту собак собственными глазами. Ибо госпожа Худобок имела обыкновение запирать ее на весь день в этакого рода козлятник и только на ночь выпускала ее носиться по саду. Она, впрочем, была вольна поступать, в конце концов, так, как ей заблагорассудится: главное — она платила за нее собачий налог и делала это добросовестно.

Господин Димпфельмозер выдержал приличествующую случаю паузу, потом позвонил второй и некоторое время спустя, третий раз. Может, госпожи Худобок нет дома?

«Загляну-ка я к ней еще разок ближе к вечеру…»

Он собрался было уже уходить, когда услышал, как скрипнула дверь; госпожа Худобок проплыла по саду.

Она, собственно говоря, должна была бы зваться госпожою Студеньбок, потому что все в ней было круглым и студенистым, даже лицо с шестью складками двойного подбородка и могучими отвислыми щеками. Несмотря на то что шел уже четвертый час пополудни, на госпоже Худобок был утренний халат в цветочек, а кроме того, бигуди в волосах да стоптанные войлочные тапочки. Она пыхтела и на каждом шагу с трудом переводила дух, словно перегруженная паровая машина.

— Ах, это вы, господин старший вахмистр! — ее голос прозвучал так низко и глухо, как будто она говорила через печную трубу. — Чему я обязана честью?

— Я хотел бы побеседовать с вами, госпожа Худобок. Разрешите войти?

— Прошу вас, проходите, проходите!

Когда они двинулись через запущенный сад, собака снова залилась лаем как сумасшедшая.

— Да замолчишь ты, наконец, Васьти! — Госпожа Худобок смущенно посмотрела на господина Димпфельмозера. — Извините, пожалуйста, Васьти ужасно волнуется по каждому пустяку.

В небольшой гостиной госпожи Худобок царил таинственный полумрак, потому что она даже днем постоянно держала шторы задернутыми — согласно основному закону: для ясновидения нужна темнота.

— Садитесь, пожалуйста!

Госпожа Худобок зажгла свечу, стоящую точно в середине стола, поверхность которого была покрыта всевозможными причудливыми знаками: звездами различной величины и формы, квадратами и крестами, цифрами и кругами, а также буквами незнакомого шрифта, прочитать который господин Димпфельмозер не мог.

— Сигару?

Она пододвинула к нему небольшую плоскую коробочку.

— Благодарю — на службе не курю.

— Но вы, надеюсь, не станете возражать, если я…

С этими словами она извлекла из коробочки толстую черную сигару, понюхала ее, откусила кончик, прикурила и принялась дымить.

— Итак, вы хотели бы поговорить со мной?

— Именно так.

Господин Димпфельмозер начал было излагай ей суть дела, однако госпожа Худобок прервали его на полуслове.

— Не стоит, голубчик, — взгляните-ка сюда!

Она защепила правым глазом монокль и показала пальцем на нижний его край.

— Для чего я, в конце концов, умею читать мысли? Только не моргайте, пожалуйста!