с силой и вломим им. Так уж у нас на Руси заведено, что мы долго раскачиваемся, да больно бьём.

Глава 3. Москва.

Нашу поездку в поезде комфортной не назвал бы даже обладатель самой богатой фантазии. Поезд плёлся с черепашьей скоростью, подолгу ожидая на станциях, когда пройдут встречные эшелоны, идущие к фронту или обгонят санитарные составы, везущие в госпиталя раненых. Но всё же, как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Зато было время подумать в относительно спокойной обстановке.

Я всё чаще и чаще задумывался, что, может, попробовать всё же пойти по пути бесчисленной армии попаданцев, которых, если судить по прочитанным мной книгам, тут в 41-ом году ну просто завались. Плюнуть, буквально, не в кого, чтобы не попасть в попаданца. И все они в едином порыве дают советы Сталину, поют песни Высоцкого, прилаживают куда только можно командирскую башенку и внедряют промежуточный патрон и прочий "ядрён-батон".

Проблема только в том, что советчиков у Сталина и без попаданцев хватает и, судя по результату, советчиков не самых плохих. Высоцкого тоже перепеть не получится. Что у меня-Силаева, что у меня-Копьёва с музыкальным слухом были, мягко говоря, не самые дружеские отношения, да и, если честно, я песни Высоцкого хоть и слушал под настроение иногда, но вот так, чтобы помнить, этого не было. Башенку с патроном и соответствующим батоном изобретут и приладят куда следует и без меня. В этом вопросе меня всегда поражала наивность авторов. Ребята, чтобы что-либо изобрести и внедрить в производство, надо решить ещё массу сопутствующих проблем, попутно изобретая и внедряя что-то ещё, не менее нужное. Заодно не плохо было бы с нуля создать несколько новых отраслей промышленности. А так, чтобы трах-бах и на коленке сляпать МБР* и шарахнуть ею по Берлину, не получится. Тут найдётся работёнка для рук и мозгов и металлургам, и радиотехникам, и машиностроителям, и просто строителям ( а где и в каких условиях вы собираетесь выпускать такую высокотехнологичную вундервафлю?), и учителям, и врачам и много кому ещё. Так что буду руководствоваться одной из заповедей врачей "не навреди" и пусть будет что должно.

(МБР*— межконтинентальная баллистическая ракета.)

Сколько бы не длилась поездка, но она рано или поздно заканчивается. Вот и мы с Гайдаром наконец-то в Первопрестольной. О Москве начала войны в моё время говорилось достаточно много. И писалось и в фильмах показывали. Правда в основном это касалось периода, когда немцы вплотную подошли к городу и началась паника. Тем интереснее мне было посмотреть на Москву образца августа 1941 года. Город уже бомбили и местами были видны следы разрушений. Заложенные мешками с песком витрины магазинов, перекрашенные здания с нарисованными фальшивыми фасадами. Даже на асфальте площадей были нарисованы крыши домов, чтобы сбить с толку немецких лётчиков. На Москва-реке на якорях стояли плоты с размещёнными на них макетами домов. Целая улица получилась.

А я смотрел на лица москвичей. В них не было паники и обречённости. Сводки Совинфомбюро ежедневно сообщали об очередных оставленных городах, но люди верили. Жили и верили в Победу. Из города уже началась эвакуация женщин и детей, но народа на улицах было достаточно. Люди шли на работу, в магазины и даже в кинотеатры, в которых помимо художественных показывали оборонно-обучающие фильмы и боевые киносборники. У многих через плечо висели сумки с противогазами. А через три с половиной месяца по этим улицам пройдут войска, идущие с парада на Красной площади прямо на передовую. И этот парад, ставший легендарным, вселит в сердца и души всех советских людей полную уверенность в том, что выдюжим, выстоим, преодолеем и победим.

Пока добрались до штаба ВВС РККА нас несколько раз останавливал патруль для проверки документов. У входа в штаб мы расстались. Аркадий направился сразу в редакцию, но оставил мне номер своего домашнего телефона (кучеряво живёт по нынешним меркам) и настоятельно просил сразу позвонить, как только выпадет такая возможность. Ну а после награждения приглашал к себе в гости.

В штабе вначале, когда я предъявил свои документы, просто не поняли, что со мной делать. Дежурный несколько раз куда-то звонил по телефону, потом вообще отправил посыльного и вот, спустя почти полтора часа, за мной пришёл лощёный лейтенант и жестом велел идти за ним. Было видно, что он ну очень хочет высказаться по поводу моего внешнего вида, но сдерживается. Видимо списывает всё на фронтовую вольницу. Остановившись перед массивной дверью он кивком показал мне на неё; — Вам туда, сержант,— и убедившись, что я его понял, повернулся и ушёл.

За дверью оказалась приёмная командующего ВВС РККА генерал-лейтенанта авиации Павла Фёдоровича Жигарева*. В отличии от своих подчинённых, во всяком случае некоторых, он принял меня хорошо, не взирая на несколько помятый внешний вид.

(* Жигарев, Павел Фёдорович— (6 [19] ноября 1900, д. Бриково, Тверская губерния — 2 октября 1963 года, Москва) — советский военачальник, Главный маршал авиации (1955). Главнокомандующий ВВС СССР (1941—1942, 1949—1957). Возглавлял Военно-воздушные силы Союза в самый тяжёлый первый период Великой Отечественной войны. Принимал непосредственное участие в планировании и руководстве боевыми действиями советской авиации в Битве за Москву. Одновременно с июля 1941 по апрель 1942 года — заместитель народного комиссара обороны СССР по авиации.)

— Так вот ты какой, герой,— он вышел из-за стола и вплотную подошёл ко мне,— Ну, проходи, присаживайся. Сильно зацепило?— командующий кивнул на мою повязку на голове.

— Не очень, товарищ генерал-лейтенант, царапина. Надо бы снять, да присохла. Боюсь кровить начнёт. Хотел в санчасть обратиться, чтобы сняли, да не знаю где она тут есть.

— Ну с этим мы тебе поможем. От меня сразу в наш госпиталь отправим, чтоб осмотрели, как полагается. А сейчас давай, рассказывай, как воюется, как сумел столько немцев посбивать.

— Да как-то так само получилось, товарищ командующий,— я пожал плечами,— Взлетел, сбил и обратно вернулся.

— Ну ты и сказанул,— Жигарев рассмеялся,— У всех бы так запросто получалось. Мне тут доложили, что ты очень метко стреляешь с большой дистанции. Это как? Мы ведь учим, что нужно сблизиться с противником для точного огня.

— Это, наверное, потому, что я нигде кроме аэроклуба не учился и не знал об этом,— я улыбнулся,— Но я исправлюсь, товарищ командующий.

— Я те исправлюсь,— Жигарев шутя погрозил мне кулаком,— Исправится он. Ты мне вот что скажи, сержант, как дальше немца бить будем?

— Думал я об этом.