на поляне нашли бы кучку свежих субпродуктов. Или даже той не обнаружили. Нет, это не уменьшает мою благодарность за их попытку спасти мою шкуру, разумеется, но факт есть факт.

— Безумцы всегда опасны, — вздохнула ведьма. — Они не подвергают сомнениям свои решения, считая их единственно верными. А отчаявшиеся безумцы опасны вдвойне.

— Вопрос только в том, сколько таких психов, помимо Дормидонта, поглядывает в мою сторону и строит планы, о которых я понятия не имею. Хорошо, в этот раз мне удача улыбнулась, но это не значит, что везение вечно.

— Потому тебе надо было перебить всю эту свору прямо там, на их поляне, — мило улыбнувшись, произнесла Марфа, — без жалости и сантиментов. И поверь, уже очень скоро всякий, кто имеет слух, узнал бы о том, что новый Хранитель кладов не прощает никого, кто пытается навязать ему свои правила игры, подобная мысль не могла не прийти тебе в голову. Так почему же ты этого не сделал? Жалость взяла верх над инстинктом самосохранения?

— Да откуда ей взяться, жалости? — проворчал я. — Тем более что это входило в мои планы. Я даже ружье с правильным боекомплектом, тем, что волкодлака с лап на раз валит, у Михеева просил взаймы на пять минут. Но не получилось. У меня перед отдельскими кое-какие обязательства имелись, вот они жизни этих мохнорылых у меня за долги и выкупили. А жаль.

— И мне жаль, — призналась верховная ведьма. — Я Дормидонта терпеть не могу. Впрочем, я и папашу его на нюх не переносила, но тот хотя бы был личностью. Да, на редкость неприятной и ненавидящей мое племя, но личностью. Когда Веретенникова ему голову ножом отчекрыжила во время большой охоты шестидесятого года, я даже рюмку водки выпила за помин души Волчьего Пастыря, вот так-то. А этот… Мерзкий старикашка с не подкрепленными ничем амбициями, и не более того.

Судя по интонациям, с которыми была произнесена фамилия Павлы Никитичны (а речь шла точно о ней), Марфа ее жаловала не больше, чем Дормидонта.

— Ничего, Валера. — Марфа похлопала меня по ладони. — Уверена, что раньше или позже тебе представится возможность свести счеты, надо просто дождаться нужного момента. Но мы ведь никуда и не спешим, верно?

— Если не считать конечной точки нашего маршрута, — добавила Васька задорно. — Хотя тут уже разницы особой нет. Спеши, не спеши — темнота стоит такая, что хоть глаз коли.

— Новолуние на той неделе как раз было. — Глянула в окно Марфа. — Но ничего, фонари у нас есть. Единственная печаль в том, что я тебя, Валера, обманула.

— Вы о чем? — немного напрягся я.

— Так обещано было, что мы еще грибов пособираем, — рассмеялась верховная ведьма, — но в таких потемках… Если только местного лесного хозяина попросить о помощи, но как бы он нам поганок в лукошко не насыпал… Не любят лесовики таких, как мы с Василисой, так уж с давних пор повелось. Специально вредить не станут, поостерегутся, но возможности пакость устроить не упустят.

— Забудьте, — успокоил я женщину. — Грибы — это прекрасно, но, думаю, на этот раз мы без них обойдемся. Главное — найти то, что вам нужно, и забрать это у земли.

— Очень надеюсь, что именно так все и случится. — Лицо моей спутницы словно затвердело. — Я так давно этого жду.

Ой, непростые предметы, чую, мне нынче придется добывать. Сильно непростые, даже на фоне всего того, что мне раньше попадало в руки. И, скорее всего, они из тех, которые лучше не забирать у земли-матушки, потому что неизвестно, какой след за ними тянется. Вот только выбора у меня, увы, особо нет. Какому-нибудь Ростогцеву, может, и удалось бы втереть липу о том, что клад в процессе добывания в руки не дался, но с Марфой такой номер не пройдет. Она мои враки сразу распознает, а после… Даже думать не хочу, что случится после. Да и репутация враля мне не нужна. Я уже понял, что именно она, репутация, является одним из краеугольных камней, которые позволяют более-менее безбедно существовать в подлунном мире. И скрыть здесь ничего не удастся, правда так или иначе выползет наружу.

— Если не секрет, а чьи это вещицы? — поинтересовался я у своей спутницы, не особо, впрочем, рассчитывая на ответ. — Кому они принадлежали? Догадываюсь, что кому-то из ваших предшественниц, но я ведь могу и ошибаться.

— Не ошибаешься. — Марфа достала из кармана вязаной кофты карамельку, развернула фантик и отправила конфету в рот. — Все так. Когда-то очень давно гребень и кольцо принадлежали Неждане. Тебе это имя, само собой, ничего не говорит, ведь так?

— К великому стыду — да.

— Нечего тут стыдиться, — усмехнулась Марфа. — Жила Неждана давным-давно, да и не подпускаем мы, ведьмы, абы кого к подробностям нашей родословной. Но для тебя я исключение сделаю.

— Что приятно, — сказал я, тут же об этом пожалев. Ирония в эти слова не вкладывалась, но кто знает, что придет в голову моей соседке по салону автомобиля?

— Еще бы. — Марфа причмокнула, как бы давая понять, что карамелька чудо как вкусна. — Неждана вела свой корень от тех первых отроковиц, которых подпустили к заветным знаниям, тех, кто листал Книгу Вед, впитывая мудрость создателей мира сего, и спустя годы передал ее своим дочерям.

— А вы, Марфа Петровна, в свою очередь, дочь тех дочерей? — уточнил я, снова не удержавшись.

— Нахал какой! — вполне искренне заявила ведьма, сдвинув брови. — Мне, по-твоему, сколько лет? Пара-тройка тысяч?

— Нет, конечно. — Чуть покраснел я. — В смысле вы их… э-э-э-э…

— Да, я потомок Нежданы, — оборвала мое блеяние женщина. — Дальний. Сама Неждана покинула этот мир тогда, когда эти земли только обживать начинали, освобождая от леса места для пахоты. Но память о ней осталась, ибо мы, ведьмы, тем и сильны, что никогда ничего и никого не забываем, а особенно тех, кто достиг истинного величия. Что до гребня да кольца — они переходили в нашем роду от матери к дочери, и цепочка эта не обрывалась веками, и только в нашем поколении вышел, скажем так, сбой.

У, плохо дело. Семейные дела — самые скверные, тут никогда не знаешь, откуда тебе прилетит.

— Бабка Анисья, чтобы ей пусто было там, куда она в результате попала, сестрицу мою младшую, Аглаю, всегда любила больше, — продолжила свой рассказ Марфа. — У меня характер и в юности не сахар был, не любила я сюсюкать и угождать, а Аглая та еще лиса была. «Бабулечка то, бабулечка се» и все такое прочее. Ну, ты понял?

— Понял. — Кивнул я. — И наследство в результате