с пустыми руками. А! Вот еще грибочки! Последние, ядреные, других в этом году уже ждать не стоит. Завтра северный ветер задует, за ним холода придут, грибница родить перестанет, да. А там и мне придет время на покой устраиваться до той поры, пока Жива теплом с юга не повеет.

Грибочки, крепкие и чистые боровики, оказались очень кстати, с печеной картошечкой они пошли на ура. Само собой, не сырые, мы их на ветки нанизали и над углями жарили.

— Правильно ты все сделал, парень, — сказал мне дядя Фома, дуя на парующую картофелину, а после посыпая ее солью. — Свою дорогу выбрал, не чужую.

Ну да. Может, и правда я тогда в лесу вовсе и не заплутал? Может, наоборот, я тогда нашел свой путь, тот, что мне и был определен изначально? Впрочем, это уже метафизика. Чего думать о свершившемся, когда впереди еще столько всего интересного?

А сколько незавершенного! Например, где-то в Европе затаился Шлюндт, перед которым у меня остался должок. А еще есть Отдел, вечно плетущий хитроумную паутину, теперь-то они с меня точно не слезут, я их знаю. Опять же, куда мне деваться от Стеллы, что сейчас деловито уплетает четвертую по счету картофелину? Наверняка она уже замыслила какую-то очередную авантюру, в которой для меня выделено самое невыгодное место.

И — Великий Полоз. Что-что, а его последние слова, произнесенные перед тем, как он снова цапнул мою грудь своими клыками и отбросил в сторону, отлично отпечатались в моей памяти:

«Теперь ты служишь мне, Хранитель кладов! Мне и никому другому! А за новой службой у меня дело не встанет. Тебе всегда найдется чем заняться».

Так что поем — и на рассвете в путь. А там, глядишь, и новая служба подоспеет. Сказано же — за ней дело не встанет.

КОНЕЦ…