Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я буду добиваться тебя, — пообещал он, и девушка еле уклонилась от прикосновения влажных губ.
— Попробуй.
И он пробовал, продолжая дарить леденцы, которые она оставляла на столе, и регулярно навещал ее мать, беспомощно разводившую руками:
— Ну не выгонять же этого мальчика! А потом, иногда хочется поговорить о своих родителях. Его интересуют подробности нашей прошлой жизни, и мне это нравится. Знаешь, наступает такое время, когда хочется вспоминать и вспоминать, даже если воспоминания не самые приятные.
— Ты не спрашивала, зачем ему подробности? — буркала Галя. — Обычная семья с невинно осужденным, кстати, пока не реабилитированным. Ему-то какое до этого дело?
Мать пожимала худыми плечами. Она сильно сдала за последнее время, но утверждала, что это нервы, а не проблемы со здоровьем.
— Не знаю. Пусть приходит. Наша семья всегда славилась гостеприимством.
— Пусть приходит к тебе, — уточнила дочь, сказав надоедливому ухажеру то же самое. После этого разговора визиты Митина почти прекратились. Да и с ней Юрка стал вести себя более корректно, как друг. Известные сплетники фирмы утверждали, что он переключился на кого-то из их коллектива, но вот на кого — это оставалось тайной за семью печатями. Вот почему она улыбнулась в ответ, не выказывая раздражения, стараясь подавить его:
— Поздравь.
Он дотронулся до ее плеча вечно влажными пальцами:
— Поведешь их в ресторан?
— Да, да, конечно. — Девушка сделала шаг к французам, послав Жану Мари самую очаровательную улыбку, но в сумочке надрывно загудел телефон, и она, спешно расстегнув «молнию», с тревогой глянула на дисплей. Мама! Господи, неужели у нее опять приступ? Галина с волнением нажала на кнопку.
— Доченька, — послышался хриплый голос Елены Васильевны, — мне очень плохо, доченька. Совершенно нечем дышать. Я уже открыла все окна и все равно задыхаюсь.
— Мама, немедленно вызывай «Скорую», — распорядилась Галя. — Я буду через десять минут.
Она бросила телефон обратно и повернулась к шефу:
— Аркадий Петрович, пусть Лариса отведет французов в ресторан. Я должна срочно ехать домой. Моей маме плохо.
Шеф фыркнул с неудовольствием, выпятив толстые лоснящиеся губы.
— Лариса не знает ни слова по-французски, — буркнул он. — Это невозможно. В ресторан группу поведешь ты — и точка. Я тебя никуда не отпускаю.
— Миленький Аркадий Петрович, — девушка молитвенно сложила руки, — умоляю вас! Если я не приеду, моя мама может умереть. Я боюсь, что она потеряет сознание и не откроет врачам!
На холеном лице шефа читалось полное равнодушие. Жирные щеки тряслись, как студень. Гале захотелось ударить его чем-нибудь тяжелым.
— Я все равно уеду, — твердо сказала она.
Толстые губы издали звук, похожий на выстрел.
— Если ты сейчас покинешь группу, завтра приходи и пиши заявление по собственному, — процедил он.
Галя пожала плечами:
— Я так и сделаю.
Кивнув ничего не понимавшим французам, она перекинула сумку через плечо и помчалась к стоянке такси. Хозяин небольшого серебристого «Форда», явно кавказской национальности, с профилем попугая и черными жгучими глазами навыкате, сразу устремился к ней:
— Куда, красавица? Домчу быстрее оленя.
В голове у Гали юлой закрутилась дурацкая мысль: почему быстрее оленя? Неужели машина едет медленнее? Нужно посмотреть в Интернете скорость этого грациозного северного животного. Тьфу! Она с негодованием отогнала глупость, так некстати заполнившую мозги. Наверное, это защитная реакция. Думать о чем угодно, только не о плохом.
— На Пушкина, — объявила кавказцу девушка, даже не поинтересовавшись, за сколько рубликов житель гор домчит ее до дома. Он сам добавил как-то доброжелательно, словно догадавшись, что у нее беда.
— Не бойся, ценой довольна останешься.
Она и не боялась, хотя знала: если сейчас потратиться на такси, неделю придется ездить на троллейбусе и вставать с петухами. Кавказец заботливо приоткрыл дверь, усаживая ее на пассажирское сиденье:
— Куда, ты сказала? К самому подъезду доставлю такую кралю.
Он причмокнул толстыми, красными, как спелые вишни, губами, над которыми, как редкий лес, курчавились усы. Галя повторила адрес, и «Жигули» сорвались с места. Таксист не обманул: довез ее довольно быстро, но девушке казалось, прошла целая вечность. Она не слышала, какую цену он назвал, лишь лихорадочно сунула в широкую коричневую ладонь несколько скомканных сторублевок, что-то пробормотала и, войдя в подъезд, стала подниматься по лестнице. Ноги подкашивались, в горле пересохло. Волнение отпустило лишь тогда, когда Галя увидела запертую дверь. Молнией пронеслась мысль, что мама не вызывала «Скорую», а значит, ей не так уж и плохо. Девушка не стала нажимать старую потрескавшуюся кнопку звонка, дребезжавшего так, что звенело в ушах, хотя всегда любила, когда мама открывала ей. Достав ключ, она еле попала в замочную скважину. В квартире, давно не знавшей ремонта, царила тишина — мертвая, напряженная.
— Мама! — крикнула Галя и бросилась в спальню. Елена Васильевна лежала на простынях, такая бледная, что почти сливалась с ними, и тяжело, хрипло дышала. Галя присела на стул рядом с кроватью.
— Мамочка, ты меня слышишь?
Женщина открыла глаза, похожие на синие, бездонные омуты, которыми так восхищалась бабушка. Увидев дочку, она улыбнулась чуть-чуть, лишь уголки посиневших губ дрогнули:
— Милая моя! Опять я сорвала тебя с работы! Ну что теперь скажет твой начальник?
— Это неважно, мамочка, — Галя погладила ее руку, тонкую, аристократическую, с голубыми жилками. — Тебе очень плохо?
— Чуть не задохнулась, — призналась Елена Васильевна. — Такое впечатление, что я лишилась легких.
— Ну почему ты не вызвала «Скорую»! — укоризненно сказала Галина и направилась к телефону. Мать с тревогой следила за ней. Она с детства боялась врачей.
— Не нужно, доча, — прошептала она. — Это, скорее всего, сердечная недостаточность. Сбегай за валидолом, я положу его под язык. Так всегда делала твоя бабушка.
Галя решительно сняла трубку старого оранжевого аппарата.
— Я куплю тебе валидол, когда врач поставит диагноз, не раньше, — твердо произнесла девушка и набрала 103. На том конце отозвались сразу, выслушали, не перебивая, о состоянии больной и пообещали прислать машину как можно скорее. Бросив трубку на рычаг, Галя снова присела рядом с матерью.
— После их визита я буду за тебя спокойна.
— Если они заберут меня в больницу, я оттуда не вернусь, — Елена Васильевна потянула дочь за прядь волос. — Не отдавай меня, пожалуйста. Если мне суждено сегодня умереть, пусть это произойдет дома, на моей кровати.