Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К. Ф. Бизянов находился в дружеских отношениях со многими писателями того времени. Хорошо знал он В. И. Даля; оба они участвовали в печально знаменитом походе 1839 года в Среднюю Азию. Бизянов командовал передовой колонной экспедиции, а Даль служил в штабе командира экспедиционного корпуса В. А. Перовского. В июне 1837 г. Бизянов познакомился в Уральске с В. А. Жуковским, о чем свидетельствует запись поэта в путевом дневнике. Бизянов оказывал покровительство начинающему тогда писателю И. И. Железнову.
Уральские собеседники А. С. Пушкина не оставили потомкам никаких воспоминаний, документов той эпохи… Возможно, они и были, но не сохранились, не дошли до нас, так как архив Уральска утрачен. И история уральской поездки известна, в основном, из наследия самого поэта.
В Уральске Пушкин пробыл недолго: всего двое с половиной суток, но сделал за это время очень много. А. С. Пушкин встречался и беседовал не только с атаманом и офицерами, но и с рядовыми казаками и казачками. Об этих встречах говорится в тексте «Истории Пугачева». В примечаниях ко второй главе читаем: «В Уральске жива еще старая казачка, носившая черевики его (то есть Пугачева) работы». В замечаниях к «Истории Пугачева» А. С. Пушкин вновь упоминает о 80-летней старушке: «Грех сказать, говорила мне 80-летняя казачка, на него не жалуемся, он, (то есть Пугачев) нам зла не сделал». Упоминает поэт Василия Плотникова: «Вас. Плотников. Пуг(ачев) у него работником». Но самого его не застал в живых. Плотников скончался на каторге вскоре после подавления восстания. Очевидно, эти сведения записаны А. С. Пушкиным со слов его друзей или родственников.
Старики-казаки в беседе с Пушкиным смело говорили о Пугачеве. Священник Василий Иванович Червяков, участник Пугачевского восстания, уверял поэта, что Пугачев был «великий государь Петр Федорович». Ко времени приезда Пушкина в Уральск Червяков был настоятелем Михайло-Архангельского собора, в котором на протяжении нескольких столетий велась летопись. В ней-то и было записано, что собор посетил А. С. Пушкин и беседовал с Червяковым.
Рассказы «престарелых очевидцев», хранителей преданий и песен дали кровь и плоть образу Пугачева, оживили страницы «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки». На фольклорной основе возникли описания подробностей осады Пугачевым Яицкой крепости, подкопа и взрыва колокольни, сцены пленения Пугачева, выразительно нарисованные в «Истории Пугачева».
Надо отметить, что первым очевидцем восстания Пугачева, с которым встретился А. С. Пушкин еще до приезда в Уральск, был великий русский баснописец Иван Андреевич Крылов. Его отец, капитан Андрей Прохорович Крылов служил помощником коменданта Яицкого городка. Юный Крылов своими глазами видел сражения, осаду Оренбурга. Записи его воспоминаний полностью использованы в «Истории Пугачева».
Небезынтересно, что и первый бой Пугачева на подступах к Яицкому городку был с отрядом правительственных войск под командованием секунд-майора Наумова и капитана Крылова. Яицкие казаки, входившие в состав отряда, тотчас перешли на сторону восставших. Остальная часть отряда принужена была отступить. Однако артиллерийским огнем они не допустили переправу повстанцев через Чаган, омывающий город с юга-запада.
Для воссоздания далекого прошлого Урала Пушкин счел необходимым включить в текст «Истории Пугачева» предания о первых поселенцах на Яике, о походах в Хиву двух яицких атаманов Нечая и Шамая, о «прародительнице» уральцев «бабушке Гугнихе», о «кругах», где каждый казак имел «свободный голос».
Пушкин был не только основоположником собирания казачьего фольклора о Пугачеве, но и первым его исследователем. Так, он не только записал песню о Пугачеве «Из Гурьева городка», по и раскрыл ее историческую основу, определил ее жанровые особенности. Представляют большую ценность для науки пушкинские записи казачьих песен «Не белинька березанька» и «Один-то был у отца у матери единый сын». Они привлекли внимание поэта, вероятно, своим содержанием, зримо рисующим своеобразный жизненный уклад яицких казаков. Интерес к этим песням мог быть продиктован и творческими замыслами поэта. Так, содержание песни «Не белинька березанька», изображающее заблудившегося во время «хурты-вьюги» молодца, «прибиваемого» «ко городу ко незнамому», ассоциируется с теми страницами «Капитанской дочки», где говорится о первой встрече Грииева с Пугачевым.
Вполне вероятно, что черновые записи пугачевского фольклора А. С. Пушкина были довольно обширны. Это подтверждается указаниями современников поэта. Н. М. Языков, к которому Пушкин заезжал, возвращаясь из Уральска, сообщал М. П. Погодину: «У нас был Пушкин - с Яика, - собирал-де сказания о Пугачеве. Много-де собрал, но его словам, разумеется».
Иследуя фольклор и быт яицкого казачества, Пуш кин проявил живой интерес к духовной культуре, обычаям и устному творчеству других народов. Где-то в окрестностях Уральска мог он услышать калмыцкую сказку об орле и вороне, а также казахскую эпическую поэму о Козы-Корпеше и Баян-Слу. Сказку об орле и вороне Пушкин использовал в повести «Капитанская дочка». Она очень убедительно и колоритно характеризует образ Пугачева.
Что касается казахского эпоса, то текст его был обнаружен в архиве поэта и впервые опубликован лишь в 1937 году в «Вестнике Пушкинской комиссии» ученым-литературоведом Л. Б. Модзалевским. Запись сделана рукой неизвестного человека на пяти листах большого формата. Можно предположить, что Пушкин, прослушав в исполнении акына эту поэму, попросил кого-нибудь из казачьих офицеров, владевших казахским языком, перевести ее на русский язык. Содержание пушкинского варианта поэмы, по мнению специалистов, восходит к XIII веку. Русскому читателю она во времена Пушкина, да и вплоть до XX столетия, была неизвестна. Вариант Пушкина отличается от других, например, от записанных Чоканом Валихановым и академиком В. Радловым.
Сам факт обнаружения казахской поэмы среди бумаг Пушкина является доказательством того, что великому русскому поэту было дорого народнопоэтическое творчество казахского народа. Таким образом, у истоков изучения казахского фольклора стоял великий Пушкин.
23 сентября А. С. Пушкин покинул Уральск, направляясь через Самару в Болдино. «Я и в кибитке сочиняю», сообщал он в письме к жене от 19 сентября. Имея в виду это замечание А. С. Пушкина, следует отметить, что стихотворение поэта «Когда б не смутное влеченье», могло быть задумано по дороге из Оренбурга в Уральск или по пути из Уральска:
Когда б не смутное влеченье
Чего-то жаждущей души,
Я здесь остался б - наслажденье
Вкушать в неведомой глуши…
В пользу этого предположения говорит и пометка А. С. Пушкина в рукописи: «1833,
