их существование верил. Что за блажь объяснять солнечный или тепловой удар на поле, лишенном тени, наличием потусторонних сил? Даже красивых, в венках и рябиновых бусах.

Но молчал. Все равно по-человечески сказать ничего не мог. Зато очень громко думал о девичьих ножках от ушей.

Так громко думал, что и стучаться не пришлось. Оконце растворилось, отразив стеклом закатное солнце, и высунулась бабуля божий одуванчик с румянцем на морщинистых щечках, мышиными косками, торчащими из-под платка, и хитрыми прищуренными глазами.

— Вы ко мне что ли?

Луша поставила на подоконник рядом с бабкой свой кувшин:

— К вам.

— Ну, заходите тогда. Только ноги вытирайте.

В избе Луша, откинув скатерку, пристроила на углу стола папку с протоколом и стала заполнять «шапку», официально интересуясь старухиными фамилией и именем, хотя ясно было, что они давно знакомы.

Старушка махнула тряпицей по столу:

— Ты чего на угол села? Семь лет замужней не бывать!

— А я и не собираюсь. Так какой у вас точный адрес, говорите?

— Так выйди и глянь, нумер там. Навыдумывают нешто… И вот чиво все пишешь и пишешь? — Марфа подперла сухонькой лапкой щеку. — Весь городишко знает, какая вишня у меня растет. У всех яблоки молодильные, а вишня так у меня одной. Ну, у Севериныча еще. Так то отросток от моей.

Луша обмакнула перо в чернильницу и сердито сдула приставшую к нему муху, успевшую утонуть в чернилах.

«Эх, дикие они люди здесь, — подумал Василий с тоской. — Насколько гелевой ручкой писать удобнее. А лучше так ваще на компе набрать».

А Луша уже строчила вслед за старушкиной скороговоркой.

— … И вот повадилась зараза какая-то вишни жрать. Да ладно бы только вишни. Вон, гляди! Листья оборваны, кора подрана на шматы, косточками наплювано вокруг. А следов никаких.

— Так может птица склевала?

— И кору подрала?

— Когтями.

Старушенция громко зафыркала.

— Пойду служебного волка приведу, — вздохнула участковый детектив. — Пусть берет след.

Тут Василия аж передернуло. В прошлой жизни он вполне лояльно относился к большим собакам и, возможно, даже волкам. Но сделавшись котом?

Баюн вцепился когтями в лавку и замотал башкой, категорически отказываясь за Лушей следовать. Та фыркнула. Старушка скептически поджала губы.

А Василий встал передними лапами на подоконник, стараясь рассмотреть пострадавшее дерево. В отличие от саженца Севериныча, вишня поражала размерами, высотой и пышностью. И это несмотря на то, что росла далеко на поле, за оградой. А вблизи глянешь — так небось и шапка спадет.

Листья шевелил, позванивал ими ветер.

Василий испытал иррациональное желание рассмотреть дерево вблизи, чтобы совсем вблизи, чтобы пощупать, не обман ли зрения. Во-первых, листья на ней были золотыми. Цветом, по крайней мере. Во-вторых, одной стороной кроны вишня цвела, а второй плодоносила.

Справа от Василия в пышной кипенной цветени гудели пчелы, слева наливались бордовым блестящие ягоды. Так и хотелось сорвать и съесть, ну прямо с дерева, и не гляди, что ты кот.

Прижмурившись, баюн вгляделся пристальней и увидел белые царапины на стволе, прореженную, потрепанную крону. Опавших листьев среди жиденькой травы у ствола заметно не было — то ли злоумышленник унес золотишко, то ли экономная старушонка подобрала.

Ограждать надо ценное имущество, подумал Василий, сигнализацию вешать, камеры ставить… И поправился на эпоху: магические.

Показалась Луша с серым волком на поводке. Он бежал сосредоточенно, приблизив нос к земле, и толстый хвост-полено бил по поджарым серым бокам. Выглядела зверюга внушительно, и баюн еще раз порадовался, что сидит в избе, в относительной безопасности. Если, конечно, легкомысленной Лушке — тут Вася был полностью согласен с Северинычем — не взбредет в голову завести волка внутрь. Марфу обнюхать, например. Чтобы следствие не путала.

Он отвел правый глаз от окна и прицелился к печке. Если вскочить на нее и забиться как можно глубже за трубу — пожалуй, зверюга Васеньку не достанет. А то сигануть на полати… Вон те досочки над дверью верно они и есть. Ох уж этот древний быт, понавыдумывали всякого…

«Бразды пушистые взрывая…» И вот что это за пушистые звери такие, которых решил предать жестокой смерти поэт Пушкин Александр Сергеевич?

Волк подбежал к вишне. Луша отстегнула поводок.

Василий уже успел с волком познакомиться, правда, издалека.

Жил тот на вольном выпасе. И глазищи у него были синие.

Будка у волка все-таки имелась. Когда появлялось начальство из столицы, серого водворяли в нее, и он лязгая цепью о проволоку, бегал вдоль двора от крыльца до поленницы и обратно. Начальство издали сверяло с описью номер на ошейнике и уезжало удовлетворенное. А волк получал свободу. До следующего визита.

И к лучшему. А то мещанам и селянам, приходящим в управу по разным надобностям, пришлось бы разворачиваться и в ужасе разбегаться прямо от калитки. Ну или провожатого вызывать. А это неоправданное раздувание штата.

Волк ствол вишни нюхать не хотел. Он вообще повел себя странно. Сперва плюхнулся на хвост-полено и потер лапой нос, словно прятал его от чего-то или пытался что-то извлечь. Потом шумно вздохнул, открыв пасть и свесив, как тряпку, розовый язык. И только потом приник носом к комлю, трусцой оббегая дерево посолонь.

Луша статуей недоумения застыла рядом.

Волк обогнул волшебную вишню трижды, как по законам сказки, и все-таки след взял. Еще раз принюхался и потрусил, приблизив нос к земле, в сторону кустов на краю поля, обозначающих ручей. Зелень там была сочная и густая. Может быть, ольха, может, бересклет… Василий в этой зелени понимал немногое. Вот береза — там все понятно, белая с черными полосками. И сок.

Тут он опомнился, видя, как Луша вслед за волком скрывается в кустах. А если это надолго?

Он был беззащитен! Он был душераздирающе одинок!

Баюн хотел изящным прыжком покинуть избушку Марфы, но испугался. Осторожно повернулся на подоконнике задом, постаравшись не сбить герани, и спиной полез в открытое окно. Вытянул левую заднюю лапу и стал нащупывать засыпанную песком завалинку. Та почему-то не находилась. Баюн вонзил когти передних лап в подоконник, а правой задней — в бревна под окном.

Марфа заверещала. Василий подался назад, когти разжались, и он шлепнулся в хрустящую траву. Посидел, приходя в себя, и рысью метнулся в кусты вслед за Лушей и волком.

Качание веток отчетливо отмечало их путь, и потеряться Василий не боялся. Разок только провалился в жирную грязь, выбрался и стал яростно вылизываться. Луша подсохшую лужу перескочила, а вот волк оставил в грязи отчетливые отпечатки огромных лап. И Василию захотелось знакомиться с ним еще меньше. Но служба!

Высунув