надо развернуть соответствующие большие силы на Востоке. Если не учитывать этот фактор, то все русские проблемы в Европе будут легко разрешены, а большая опасность вмешательства России основана на возможностях ее авиации»[15].

По сравнению с 1939 годом, ситуация полностью изменилась. Исчезла самоуверенность Германии после неудачного воздушного наступления на Англию. Планы вторжения и борьба против Британской империи представлялись теперь в виде изматывающей, длительной и трудной войны, которую необходимо было вести в основном с помощью воздушных сил и подводных лодок, между тем, как огромный военный потенциал сухопутных войск не находил себе применения. Выходом из той ситуации, учитывая нарастающие разногласия, мог стать только вооруженный конфликт на восточной границе.

Вторым важным моментом в договоре о дружбе с Россией было предоставление в распоряжение Рейха большой части стратегических ресурсов. Действительно, Россия постоянно выполняла свои обязательства по поставкам, и с экономической точки зрения тут не могло возникнуть никаких трений с новым партнером. Но немцы говорили о «противодействии» части русских этому положению и утверждали, что, по опыту последней зимы, многие обещания России обречены на невыполнение по отношению к Германии.

Только лишь владение обширными и богатыми сельскохозяйственными районами, а также рудными и промышленными, могло дать гарантию получения основных ресурсов для ведения длительной войны. Кроме того, сосредоточение русских войск вдоль линии соприкосновения при постоянном наращивании сил, беспокоило Берлин. Немецкое руководство и Верховное Командование просчитывало наиболее подходящий момент, чтобы взять на себя инициативу по ведению военных действий и радикально разрешить проблемы безопасности на Востоке одним сильным ударом.

Но время для проведения военной операции против России было выбрано с опозданием на несколько недель. Во многом это связано с наступлением на Балканы и Эгейское море, чтобы угрожать Англии в зоне Ближнего Востока. В Сирии и в Иране своевременные и энергичные выступления Англии способствовали исправлению достаточно тяжелой ситуации, созданной активными действиями Берлина, который тоже решил укрепить собственные позиции, используя парашютные части для оккупации Крита, где была проведена смелая и блестящая операция с массированным применением специальных войск. Немцы, правда, заплатили высокую цену человеческими жизнями за осуществление этих планов (их потери на Крите составили около 4 тысяч парашютистов).

Следует учесть, что Россия тоже готовилась разорвать пакт о дружбе с Германией. Он становился для нее барьером в развитии своей политической программы, реализация которой в 1939–1940 годах не принесла должных результатов. Можно было только сказать, что Россия действует осторожно и осмотрительно, терпя сквозь сжатые зубы действия немцев на Балканах и накапливая свой военный потенциал, чтобы перехватить инициативу, ускоряя будущий конфликт. Время работало на русских[16].

При комментарии оценки Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом, даваемую непосредственным участником реализации агрессивных планов против нашей страны, возникает необходимость сослаться на мнение авторитетного союзника СССР по антигитлеровской коалиции У. С. Черчилля. Премьер-министр Великобритании, будучи далёким от симпатий и дружественного расположения к Советскому Союзу, дал такое объяснение сложившейся ситуации: «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет. В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германской армии с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время Первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной». И вновь он проговаривается о том, что именно предвоенная британская политика вынудила Сталина на этот шаг: «Советские предложения фактически игнорировали… События шли своим чередом так, как будто Советской России не существовало»[17].

Совершенно очевидно, что, предоставляя гарантии Польше, западные державы рассчитывали втянуть её в заведомо проигрышную войну с Германией, что создало бы Гитлеру плацдарм для дальнейшей агрессии против СССР. Пакт о ненападении с Германией перечеркивал планы Запада и был заключен в обстановке, когда СССР после провала переговоров с Англией и Францией оказался без союзников в условиях приближающейся войны Германии с Польшей. При этом в случае неизбежного поражения Польши вермахт выходил к границам СССР. И это в то время, когда шли бои на Халхин-Голе. Договор о ненападении ставил предел германскому продвижению на Восток, позволял урегулировать конфликт с Японией у реки Халхин-Голе и в мирных условиях готовиться к неминуемой схватке с фашизмом.

Гений Сталина, позволивший отодвинуть нашу западную границу на 250–350 км, создал условия, которые во многом предопределили срыв «блицкрига» против СССР. До начала Смоленского сражения 10 июля 1941 года немецкие войска, наступая со средним темпом до 34 км в сутки, продвинулись в глубину СССР на 680 км. 10 сентября – к концу сражения – они углубились еще на 250 км, но с темпом до 3,7 км в сутки. Оставшиеся до Москвы 250 км войска вермахта преодолевали с огромными потерями со средним темпом уже до 2,9 км в сутки. Если бы не вырванные у Гитлера 250–350 км пространства от старой границы СССР, Смоленское сражение по времени стало бы битвой за Москву со всеми вытекающими последствиями.

В своих воспоминаниях, восстанавливая события 6–7-летней давности, Мессе стремится дать объективную оценку политике европейских государств накануне схватки:

«Такие политические и военные противоречия могли завершиться только гигантским столкновением двух колоссов. Я в своей скромной работе не берусь производить глубокий анализ тех событий и хочу только лишь обозначить основную линию русско-немецкой политики в годы, непосредственно предшествовавшие конфликту».

Немецкое нападение в июне 1941 года характеризовало все черты агрессии и явилось эпилогом военно-политической ситуации, носившей все признаки скрытого конфликта с большими последствиями. Неизбежность войны виделась и в плане идеологии, что подтвердил Муссолини своими четкими формулировками в письме к Гитлеру от 3 января 1940 года. Так, осуждая немецкую пассивность по отношению к России, он писал следующее:

«Вы не можете оставить знамя антисемитизма и антибольшевизма, которое развевается вот уже двадцать лет и за которое погибло столько наших товарищей! Подумайте о Германии и о немецком народе! Не предавайте его веру в светлые идеалы!

Я убежден, что дальнейшие шаги по вашему сближению с Москвой приобретут катастрофические последствия и для Италии, где преобладают антибольшевистские настроения, особенно, среди масс фашистов, что делает их абсолютно несокрушимыми