Да так и застыл… И без того бледное лицо немца вытянулось. В огромных, бесконечно синих арийских глазках появились влажные капельки. В расширенных зрачках – всепоглощающий труднопреодолимый ужас.

– А-а-а… Сила! – спустя полминуты, еле выдохнул перебежчик.

(По всей видимости, слово «сила» было в его репертуаре самым важным, самым любимым, как, например, «согласен» у Цанавы, а после первого приезда в Минск, и у Ярослава Плечова. Оказывается, немцы тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо!)

– Может, залить пожар красненьким? – в обычной сверхъехидной манере предложил, казалось бы, не самый оптимальный выход из положения бездушный нарком.

Бедняга Танненбаум не ответил ничего – лишь часто-часто закивал головой в ответ.

Причём, как ни удивительно, – утвердительно.

После этого Плечов чуть ли не насильно влил в его глотку полбутылки «Массандры», наверняка из коллекционного фонда вин, образованного согласно Приказу по Народному комиссариату пищевой промышленности СССР от 8 февраля 1936 года.

Несмотря на такую и в самом деле отлично встряхивающую реабилитационную процедуру, очухался Агидиус нескоро, где-то через четверть часа, после чего неспешно начал свой рассказ. Не сбивчивый, а явно хорошо продуманный.

– По официальным данным, «Немецкое общество по изучению древних сил и мистики» было основано в 1935 году по личному распоряжению рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, но его появлению предшествовала деятельность многих родственных организаций, таких, например, как «Туле»[5], у которой, между прочим, нацисты позаимствовали в качестве эмблемы свастику, «Вриль»[6], «Германенорден»[7], а также, некоторым образом, ордена Иллюминатов[8], ордена Восточного Храма[9] и частично «Вандерфогель»[10].

Президентом «Анненербе» стал, естественно, Генрих Гиммлер. Главным спонсором – его личный духовный наставник, а, по совместительству, ещё и главный идеолог НСДАП[11] Рихард Дарре[12].

Первым директором новообразованного сверхсекретного ведомства был назначен Герман Вирт[13], у которого я стажировался в Бёрнском университете.

Основной задачей организации с момента её создания являлось изучение истории германского народа, его обычаев, традиций, но уже на первом году деятельности рейхсляйтер Гиммлер слегка подкорректировал цели: «Искать локализацию, мысль, действия, наследие индогерманской расы и сообщать народу в интенсивной форме результаты поисков». Это цитата.

Я в то время служил в учебно-исследовательском отделе философии. Заместителем у Курта Шиллинга. Ярослав Иванович должен его знать, в последние годы профессор был частым гостем в вашей стране…

– Да-да, конечно, – подтвердил Плечов, так же, как и Цанава, внимательно слушавший рассказ перебежчика и ни разу его не перебивший, даже тогда, когда хотелось что-то уточнить, о чём-то спросить. – Он, кажется, из Мюнхенского университета?

– Так точно, мой дорогой коллега. Так точно! – расцвёл «рождественской» улыбкой Танненбаум. – У этого учебного заведения крепкие и давние связи с вашим родным МГУ.

– Согласен. Особенно с философским факультетом!

6

– Может, пора переходить к основной части нашей содержательной беседы? – утомлённо изрёк Лаврентий, подымаясь из-за стола. – На предварительном допросе вы сообщили мне о том, что знаете, где находится главная святыня Несвижского замка, я имею в виду библейских истуканов.

– Кого-кого? – недоумённо выдавил Агидиус.

– Ну, этих…

– Может, апостолов?

– Ага… Точно… Их!

– Так они больше евангельские, чем библейские…

– Мы, советские люди, в большинстве своём атеисты и не шибко разбираемся в религиозных ат… ар…

– Атрибутах? – навскидку предположил Ярослав.

– Нет, этих – артех… Ну как же их?…

– Артефактах?

– О! Правильно!

– Знаю – сказано слишком громко, – вернулся в тему немец. – Предполагаю.

– То есть вы решили пойти в отказ? – с недоумением, плавно переходящим в негодование, прошипел Цанава.

– Товарищ комиссар, если можно, помолчите, а ещё лучше, вообще оставьте нас наедине, – зло блеснул глазами секретный сотрудник. – Мы с господином Танненбаумом прекрасно поймём друга и, поверьте, быстро найдём консенсус.

– Что найдёте?

– Согласие, взаимопонимание.

– Хорошо. Ищите. Но в моём присутствии. Ясно?

– Нет. Всё равно позже я вам обо всём доложу. Со всеми подробностями. И, если хотите, – в письменном виде.

– Но…

– Если бы мы намеревались от вас что-то утаить, то попросту перешли б на немецкий язык или английский, вы же ни тем, ни другим, в совершенстве не владеете?

– В совершенстве языком владеют сами знаете кто, – недовольно прорычал Лаврентий Фомич, добавив к своему высказыванию острое матерное словцо, как бы для усиления эффекта. – Всё, что мне надо, я и так пойму… Или хотя бы догадаюсь, о чём идёт речь. По глазам, по губам… Ибо, как ни изощряйтесь, всё равно вашу мелкобуржуазную образованность и рядом нельзя ставить с нашей пролетарской смекалкой…

– В каком смысле?

– По практическим результатам. По силе воздействия на умы прогрессивного человечества.

– Умно… Ну, тогда держитесь – поехали… Заг мир, битте, майн либер фройнд…

– Э-э, мы так не договаривалась, – немедленно запротестовал главный белорусский чекист. – Приказываю перейти на человеческий язык!

– А как же ваша знаменитая смекалка, герр комиссар?

– Отставить… Давай по-нашему, по-русски!

– Ладно, принимается, – примирительно выдохнул Яра, продолжая обращаться по-прежнему исключительно к белорусскому наркому. – «Скажите, пожалуйста, дорогой мой друг, на чём базируются ваши предположения?» – это очень точный перевод моей предыдущей фразы плюс то, о чём я хотел сказать, как бы в продолжение её.

– Согласен. Больше вопросов не имею, – устало обронил Лаврентий Фомич.

7

И перебежчик всё так же неспешно продолжил вести свой познавательный рассказ – не столько о собственной службе в «Аненербе», сколько об истории и «подвигах» этой таинственной оккультной организации, что вызывало немалое раздражение у Цанавы, деятельная натура которого требовала сиюминутных результатов.

Показаний.

Разоблачений.

И (о, да ещё!) подтверждённых фактов.

Главным образом – о местонахождении, как он выразился, золотых истуканов.

Но Танненбаум по-прежнему не торопил события.

– Идея собрать в одном месте все христианские реликвии пришла к Гитлеру задолго до того, как он стал фюрером нации…

– Мне это не интересно! – в очередной раз разразился гневом бешеный нарком. – Давай про апостолов… И о запланированном нападении на нашу Родину не забудь упомянуть!

– Дорогой Агидиус, прошу вас, не обращайте на эти реплики внимания, – не выдержал Ярослав Иванович. – Продолжайте в прежнем духе. С мельчайшими подробностями. Я слушаю…

– Гут! – покорно согласился немецкий коллега. – В 1907 году Адольф попытался поступить в Венскую академию изящных искусств, но провалил экзамены и от нечего делать стал целыми днями слоняться по музеям, картинным галереям и букинистическим магазинам. Однажды, посещая дворец в Хофбурге[14], он обратил внимание на выставленные там имперские клейноды правителей Священной Римской империи, среди которых было и Копьё Судьбы. Великая святыня так поразила будущего руководителя Третьего рейха, что он надолго впал в транс и вышел из него только тогда, когда один из смотрителей уже собрался