– И зачем же я тебе понадобился? – полковник постарался сделать голос максимально нейтральным. С Папой Геной держать ухо востро приходилось не только противникам.

– Мне нужен Игорь Соловьёв.

– Самому нужен, – хмыкнул полковник, не считая нужным демонстрировать удивление, которого не испытывал.

Так и знал ведь, что рано или поздно художества пропавшего Птица попадут в поле зрения разведки. А Горин – это даже и хорошо, с кем-то молодым да ретивым беседовать было бы не в пример хуже.

– Единственная проблема – понятия не имею, ни где он сейчас, ни что с ним. Хотя и интересуюсь, да. Ну, мой-то интерес понятен, свой как-никак. А тебе-то он на кой леший сдался?

– Да, видишь ли, какая картинка интересная вырисовывается… – медленно выговорил генерал. – Некоторое время назад у вас случился провал, причем крупный: целое подразделение отправилось к праотцам. За некоторыми исключениями. Предавшего своих Ильи Штрауба мы сейчас касаться не будем, потому что он не попадался более на глаза ни разведке, ни контрразведке. Но пропал не только он, а ещё и Игорь Соловьёв. Потом месяца так три назад вдруг зарисовался на НовоРа и оказался в тёплых объятиях внутряков. Из этих объятий ты его извлёк, после чего сей талантливый молодой человек был замечен в непосредственной близости от Валерия Десницы. Визит в летний дом, то-сё… ты в курсе, кстати, что Правша умер?

– В курсе, – помрачнел Дергачев. – На похороны вырваться не смог, ч-чёрт… но навещу обязательно.

– Угу, – кивнул разведчик. – Навести. Дело неплохое, правильное дело, вот только…

– Что – только? – жандарм мгновенно насторожился.

Теперь с ответом медлил уже Горин, и от его молчания, тяжёлого и злого, Алексею Алексеевичу Дергачёву становилось не по себе.

– Не сам он умер, Лёша. Не сам. Убили Правшу.

С полминуты полковник пристально рассматривал своего собеседника. Потом, окончательно убедившись, что тот и не думал шутить, огляделся, куда бы присесть. Не нашел и прислонился к еловому стволу, нимало не заботясь о том, что выступившая смола может испортить куртку.

Молчание затягивалось, но Горин не спешил его нарушить. Лёшка Дергачёв – мужик умный, а что обстоятельный и не шибко торопливый, так это достоинство, а не недостаток. Думает-то он быстро, все бы так быстро думали, но выпаливать первое, что в голову взбредёт, не приучен. Оно и к лучшему, кстати. Пусть обмозгует, тем точнее выводы будут.

– Убили, говоришь… а Соловьёв-то тут с какого боку?

– А Соловьёв тут с такого боку, что практически сразу после упомянутой встречи Десница начал активно копать под корпорацию «Vitae Serve». Откуда-то у него появилась просто-таки гора информации, причём самой разнообразной. И в самой разнообразной форме, включая психоматрицы работы всё той же «Vitae Serve». У него – информация, а Игорь Соловьёв опять куда-то делся, что характерно – с концами. А сейчас здесь стоишь ты, Лёша, и говоришь мне, что даже у тебя на Соловьёва концов нет.

– И ты полагаешь, что источником информации послужил Птиц. И именно из-за неё убили Десницу, – флегматично отозвался Дергачев. Флегма была напускной, но сути дела это не меняло.

– Есть такое мнение, – не стал ломаться Горин; и то сказать – не девочка. Потом максимально язвительным тоном продолжил: – Я, может, и пехтура, но пару двоек перемножить в состоянии. Правша это дерьмо основательно разгребать начал, а поскольку остальные его дела рутина и текучка… ну, ты понял. Сын его Важину на выбор два рапорта принес – об отпуске за свой счёт и об отставке. Смекаешь, к чему я?

– Понял, не дурак, – полковник Дергачёв с еле заметным сарказмом в голосе растянул правый уголок рта в невеселой усмешке. – Дурак бы не понял.

Он оттолкнулся лопатками от слегка спружинившей ели и, засунув руки в карманы, двинулся к берегу крохотного пруда, почти лужи, так густо заросшего пожелтевшей осокой, что воды практически не было видно. Постоял, вдыхая сырой знобкий воздух, удивительно живой по сравнению с сухим и колким, несмотря на терраформирование, воздухом Циолковского, столицы Марса. Развернулся на каблуках. Приподнял вопросительно бровь.

В этот момент он был удивительно похож на своего служащего в СБ кузена. С той лишь разницей, что Алексей Дергачёв никогда не пытался казаться более важной персоной, чем есть на самом деле, а для Дергачёва Сергея подобное поведение было нормой. Чего стоила только попытка раскрутить на сотрудничество Дарью Филатову, чудом выбравшуюся с Волги. Провозился со Спутницей, а итог? Фигурантка получила закатское гражданство, да к тому же вошла в одну из самых влиятельных Семей. А не важничал бы, глядишь, и… да что теперь говорить!

Конечно, вся эта возня пришлась Горину исключительно на руку, как приходилось почти всё, с чем сталкивали его жизнь и служба. Не само приходилось, конечно. Папа Гена годами, десятилетиями учился – и учил подчиненных – разворачивать любую встреченную избушку в потребный для блага службы ракурс. К примеру, не встрянь конкурирующая контора в дело госпожи Филатовой, пришлось бы поискать подходы к строптивому «Чёрному Единорогу». Ещё не факт, что нашлись бы быстро и приемлемые по цене. А так Дима Десница заплатил согласием разгребать бардак на планете Статус за помощь в вызволении случайно подобранной им на Волге девки. Заплатил, не торгуясь. Даже давить не пришлось. И тратиться тоже. Но фанфаронства Сергея Дергачёва, фанфаронства, выливающегося в некомпетентность, это не отменяло.

– Материалы, Лёша, – теперь генерал заговорил жёстко, роняя слова, как окалину с пышущей жаром подковы. – Материалы. Зацепки. Намётки. Всё, что есть. Дмитрий что с ними в пекло полезет, что без, но я хочу, чтобы у него был шанс. Хоть какой-то. Может, по ходу пьесы и Соловьёв твой отыщется, Дима – парень дотошный.

Дергачёв молчал. Долго молчал.

– Я дам материалы, Гена, – медленно, словно нехотя, ответил он наконец. – Дам. Но не тебе. Они ведь Диме Деснице нужны? Вот он их и получит.

– А что ж так-то? – зло прищурился Горин.

– Не хочу потом своих людей с твоего крючка снимать. Ты вон с год назад единственного сына своего друга не постеснялся в самое пекло пинком спровадить, что уж о чужих говорить…

– Хорошего ты обо мне мнения, Алексей.

– Хорошего. Был бы плохого – и разговаривать бы не стал. Не первый раз замужем.

Алекс фон Строффе был доволен жизнью. Доволен настолько, насколько это вообще возможно для человека, вынужденного находиться на планете, чья сила тяжести более чем в полтора раза превышает привычную для него. Но даже необходимость таскать экзоскелет была лучше того непотребства, которое ему пришлось на протяжении почти года терпеть на Земле.

Первую фазу своего пребывания на родной планете он запомнил весьма слабо. Там и запоминать было нечего – ну госпиталь и госпиталь, подумаешь… Интерес представляли разве что пространные рассуждения лечащего врача о том, что господину фон Строффе очень повезло с теми, кто оказывал ему первую помощь.