— Володя, — несмело прозвучал голос Инги, — ты можешь мне объяснить, что происходит?

Галкин, притулившись рядом с окаменевшим тестем, вздрогнул, несколько раз вздохнул и, с подозрением покосившись на Сокольских, незаметно отодвинулся от него в сторонку:

— Потом, потом, милая… Потом я тебе все объясню.

— Хорошо. — Инга повернулась в своем кресле, успокоившись окончательно. Все ее близкие рядом, целы и невредимы. А это значит, что и ей ничто не угрожает. Ничто…

Промелькнули незаметно последние сто верст, обласканный светом заснеженный проспект, ветхие пятиэтажки. Инга, чуть шевеля губами, считывала с проносящихся мимо табличек названия питерских предместий. Время текло неровно, то медленно тянулось среди пролесков вдоль дороги, то ускоряло свой ход в залитых парадной иллюминацией отреставрированных дворцах и вновь утыкалось в темень, распарываемую фарами несущегося по шоссе «Шевроле».

— «Ломоносов», — прошептала Инга, и автобус притормозил. Перед ними из тени арки выполз большой иностранный автомобиль и, мигнув подфарником, направился куда-то вниз, где в разрывах между деревьев вдоль обочины угадывалось темное и шершавое, как неровный асфальт, море. Для Инги все, что не имело берегов, было морем. Хотя с верхней точки спуска, под уклон которого мягко катились автомобили, где-то далеко, под горизонтом, можно было различить слабо мерцающие огоньки — огни терзаемого ветрами острова, готовые вот-вот уснуть до наступления весны грузные туши куда-то опоздавших сухогрузов. Но для нее все это не имело ровно никакого значения — вода было холодная, корабли серые и едва различимые, а Кронштадт… В сознании Инги это слово было неподвижным, громадным, пропахшим порохом и тлением, залитым людской кровью. Как в кино — образ ужасен, но почему-то не страшен.

— Выходим! — скомандовал кто-то из сидевших впереди мужчин. В открывшуюся дверь автобуса ворвался вдоволь нагулявшийся по водным просторам колючий ветер. Инга спрыгнула в снег, тонкой бледной пленкой покрывающий бетон, и огляделась. Рядом с ней стоял парень — она когда-то была с ним знакома. Он запоздало протянул ей руку и натянуто улыбнулся:

— Здравствуйте, Инга. Никак не думал, что мы встретимся с… с тобой здесь.

— Ничего, хорошо… — прошептала девушка, пробуя найти для этого приветливого парня верные слова. — Петр? Вас так, кажется, зовут?

Теперь смешался ее собеседник. Петр был уверен, что именно с ней, с Ингой, он провел несколько далеко не худших месяцев своей жизни. Именно с ней, а не с той, другой, сгоревшей в автомобиле под высокой, столетней сосной. Он словно заглянул под крышку гроба, покоящегося под невысоким земляным холмиком на стареньком деревенском кладбище.

— Петр, — ответил он не очень уверенно. — А где ваш супруг?

— Володя? — Инга как-то странно махнула рукой в сторону автобуса. — Он там, с папой… Мы из Москвы приехали, знаете ли…

— Да…

— А вы? Что вы здесь, в этом странном месте, делаете? — Она обвела руками стоящие у кромки бетонного пирса вагоны, краны, похожие на странных, нездешних птиц, силуэты которых вырывали у невидимого ветра редкие лучи прожекторов.

— Так уж случилось, встречаю вас… Ведь вам на судно?

— На судно? — Инга нервно обернулась, встретившись с угрюмым взглядом выползающего из автобуса Галкина. — Володя? Какое судно?

— Вон то… — ответил за него Петр, указав рукой на дальнее от них, очень похожее на баржу, с белой надстройкой в конце палубы.

— А куда мы плывем?

— Успокойся, — приобнял ее Галкин. — Плывем в круиз. Ведь ты никогда не была в круизе?

— Нет. Но я же не могу! Я не готова! У меня нет вещей… моих… В конце концов, я не взяла с собой денег, и помада у меня только… — Инга неловко расстегнула сумочку, вывалив на землю все ее содержимое. — Вот! Только темная! И салфетки… — Она подняла глаза на вмиг посеревшего мужа. — Как же так, Володя?

— Так нужно, милая, пойдем…

На слегка помятом «Бронко» Юра подвез Грибмана прямо к управлению. Сергей, продремавший весь путь от Новгорода до Москвы, выглядел несколько пожеванным. И неудивительно — с полночи жрать водку с новгородской ментурой и ощущать себя после этого как маленький, в пупырышках, огурчик? Если только маринованный. И все же, невзирая на некоторую слабость в членах, Грибман довольно бодро миновал КПП, так же бодро поднялся в отдел и только на пороге своего кабинета перевел дыхание.

— «Деньги! Деньги-деньги, денежки…» — Сергей залез во внутренний карман пальто и, ощутив их шершавую упругость, без особого труда пришел к выводу, что все происшедшее с ним не сон. Теперь стоило поразмыслить, как обезопасить себя и с тыла, и с флангов. О вероятном нападении по всей линии фронта он догадывался или хотя бы предполагал. А тем временем параллельно генеральной цепочке размышлений в голове Грибова крутилась, ускользая, невнятная и короткая мыслишка, засевшая в темя еще с момента созерцания неразличимого, но определенно застывшего подо льдом Волхва. «Надо позвонить! Но куда? Куда звонить-то?» — Сергей снял телефонную трубку, несколько минут посозерцал до блеска вытертую пепельницу на краю стола и набрал служебный номер Скворцова. Шансов застать его на месте было немного, но попытаться стоило. Гудок в трубке прогнусавил нахально раз десять, и наконец-то кто-то решился ответить.

— Это подполковник Грибов, из главка. Мне бы Скворцова…

— Его пока нет, но звонил…

— Без шуток?

— Какие шутки! Он своего клиента в «Серпы» оформляет. Что передать?

— Передайте, что звонил Грибов. Пусть он меня разыщет, как только нарисуется. И еще! Пока он со мной не свяжется, пусть сидит тихо, как «мышь в гумне»…

— Хорошо, передам…

— Сам передаст! — Грибман, извиваясь ужом, выполз из своего пальто, открыл сейф и сунул туда свои, но чужой кровью заработанные денежки. Следом за деньгами последовал было ПМ, но Грибов, бросив влюбленный взгляд на толстую пачку «зелени», засунул его обратно в кобуру.

Даром таких денег умникам, подобным ему, не платят. А следовательно, кто-то может возжелать их обратно. Либо… Подполковник щелкнул пальцами, изобразив пистолетный выстрел, и нервно поежился. А что? Все случиться может. Или случилось, но он пока об этом не догадывается… Прояснив себе самому возможное развитие событий, он натыкал на телефоне свой домашний номер. В этот раз связь оказалась на высоте — Нинон была дома и, вполне вероятно, все еще под ватным одеялом. А почему бы бывшей «поварешке», поднимавшейся ранее ни свет ни заря, не понежиться в теплой постели? Или в холодной? Ну конечно, в холодной! — рассудил Грибов. Его-то дома нет. Хотя… хотя пара соседских мужланов уж как-то слишком скользко улыбались, завидев его в сопровождении дамы. Или даму в его сопровождении?

— Але! Кто это?

— Это твой пупсик. Ты все еще расслабляешься?

— Слушай, Грибман! Ты что, охренел, что ли?