Иван, насчет диагноза которого не было никаких сомнений, мог спать хоть до посинения, но ему мешала наслаждаться последними днями жизни неугомонная кукла Юлька. Иван ради спасения друзей смирился с собственной смертью еще до передачи яблока похитителям, и произвел обмен с ледяным спокойствием, но запаниковал, узнав, что Юлька собирается попеременно наведываться в гости к нему и Анюте.

Предусмотрительно назвав свое желание не выпускать куклу из комнаты Анюты последним и, следовательно, обязательным к выполнению, царевич добавил, что девушке поддержка куклы нужна как никогда ранее, а он спокойно доживет оставшиеся дни и без вредных игрушек.

Пришельцы не возражали: им было намного проще оставить куклу только в комнате Анюты, но заупрямилась сама Юлька. Кукла оказалась неумолимой: она объявила, что в случае непредвиденного ухудшения здоровья больных отреагирует на него быстрее всех, и потребовала встроить в стены кабинетов два сквозных холодильника с охлаждением до абсолютного минимума и приставить к ним тележки. Требования Ивана оказались слабее напора куклы, и пришельцы согласились с Юлькой, лишь бы не слышать её гневных отповедей и возмущенных тирад в свой адрес.

— И какой садист придумал эту куклу? — сквозь зубы цедил Иван каждый раз, когда самодвижущаяся тележка с лежавшей на ней замороженной Юлькой выезжала из холодильника, а комнатная температура в считанные секунды падала почти на десять градусов. — Б-р-р-р!

Холодильник уничтожал смертоносные бактерии, но при частом хождении Юльки туда и обратно понижал температуру в комнате настолько, что царевичу приходилось постоянно шевелиться, чтобы не замерзнуть. Стандартное отопление поддерживало температуру в двадцать градусов, но явно не было рассчитано на борьбу с внезапным похолоданием, и реагировало на него до невозможности медленно.

Прошлым вечером Иван написал отцу, царю Александру, прощальное письмо, в котором кратко изложил случившееся и объяснил, почему не может вернуться домой. Добавил, что вины Мартина в произошедшем нет, и пусть никто не говорит, что слуга ставил свою жизнь превыше всего.

Написав письмо, Иван протянул свернутое в трубочку и запечатанное послание кукле, уже открывшей дверцу холодильника и сидевшей на тележке.

— Юлька, не тяни! — воскликнул он: из холодильника вытекал ледяной воздух, и ноги царевича жутко замерзли.

— Ой-ой, какие мы неженки! Неделю жить осталось, а все туда же, всё с претензиями, — словно про себя проговорила кукла, положив письмо перед собой.

— Юлька, я ведь не выдержу и когда-нибудь тебя стукну! — пригрозил царевич. — Честно.

— Что?! – взвизгнула кукла. Свернутое в рулон письмо покатилось по тележке и не упало на пол по чистой случайности. — Иван-царевич, ты не джентльмен!

— Но кому-то придется делать грязную работу и периодически выбивать из тебя пыль и дурь, — заметил царевич, но Юлька уже вкатила тележку в холодильник и закрыла дверцу. Царевич выпрямился и посмотрел на Мартина. — Так, на чем мы остановились?

Встроенные в окна с обеих сторон плоские переговорные устройства позволяли Ивану разговаривать с посетителями, не опасаясь заразить их бактериями.

— На твоем последнем желании! — напомнил Мартин. — Ты хотел, чтобы куклу не пускали к тебе, ни под каким предлогом. Скажу сразу: загадывай новое последнее желание, это не сбылось.

— Тогда сделаем так. Мое финальное желание состоит в том, чтобы ты отвез письмо во дворец, — перезагадал Иван.

— Я выполню его! — кивнул Мартин. — А оно точно последнее?

— Не уверен, — признался царевич, — но его выполнение достойно завершит твою карьеру слуги. Я написал, чтобы отец отпустил тебя на заслуженную пенсию и выделил в вечное владение деревеньку, в которой ты родился. Думаю, это хорошая награда за твой труд и то, что в детстве ты спас меня от собак.

Мартин тяжело вздохнул: от собак Ивана спасти сумел, а от яблок — нет.

— Без Анюты я не буду чувствовать себя счастливым, — ответил он, — Если она умрет, я отправлюсь по белу свету, и личная деревенька мне ни к чему.

Дверца открылась, в коридор выехала тележка. Замороженная до космического холода кукла покрылась инеем, в коридоре стало заметно прохладнее. С Юльки и письма на пол потекли струйки белого тумана. Когда они дотянулись до Мартина, он ощутил дикий холод и понял, почему Иван так злится во время каждого Юлькиного перехода.

Через несколько минут кукла оттаяла и скосила взгляд на Мартина.

— Ну, что вы обо мне болтали за глаза, пока я мужественно леденела и превращалась в памятник самой себе? — прорычала она. — И не смотри на меня невинными глазами. Я знаю: когда вы оба так стоите, то обязательно замышляете что-нибудь катастрофическое. Мартин, ты чего застыл? Замерз, что ли? Хватай письмо и вези его в три-девятое царство! Последнюю волю царевича слышал? Исполняй!

— Юлька! В отличие от Ивана я тебя не просто стукну, а пробью тобой по футбольным воротам! — Пригрозил Мартин.

— Тихо-тихо, спортсмен! — укоризненно ответила Юлька. — Бедную куклу всякому под силу обидеть, а вот ты кого посильнее попробуй одолеть! И вообще, ты тут с таким постным лицом стоишь, что зеленая тоска покажется настоящим праздником жизни! Ивану жить всего ничего, и ты хочешь, чтобы он до последнего момента жизни видел твою мрачную физию? Не стыдно?

— И не такое видел, — вступился за слугу Иван.

— А ты вообще помолчи, не с тобой разговор, — сердито отрезала кукла, — Учти, Мартин, насчет царевича не скажу, его дело, но чтобы при Анюте постоянно улыбался, иначе подпрыгну и в глаз дам! Ты меня знаешь!

— Хочешь, чтобы она меня идиотом считала? — возмутился Мартин. Он подхватил письмо и положил его во внутренний карман желтого костюма — пришельцы подарили на память спецодежду.

— Если будешь вот так скалиться, — кукла состроила потешную физиономию, сведя глаза к носу и растянув улыбку до ушей, — то да, посчитает. А если нормально улыбаться, то нет.

Царевичу вспомнились ежедневные уроки по этикету, которые он посещал последние двенадцать лет. Сухая старушка, съевшая на обучении не одну собаку и не меньше сотни учеников, вбивала правила поведения так, что они снились по ночам в самых жутких кошмарах. Даже царь ходил перед ней на цыпочках и в ее присутствии заранее просчитывал каждый жест, чтобы не дай бог, ошибиться в какой мелочи.

Вспоминать об ужасах культуры перед сном Ивану хотелось меньше всего, поэтому он посмотрел на часы с кукушкой и полусонно пробормотал:

— Смотри-ка, Мартин, дело к ночи. Пойду я, высплюсь за прошлые недели недосыпа. Юлька, а ты перестань шуметь, не то последних пришельцев распугаешь. И не холодить воздух ежечасными переходами туда-сюда, а то замучился в одеяло кутаться!

— Неженка! — повторила Юлька. — Равняйся на меня — и у тебя такая выдержка появится, что…

— Я не коньяк, — отпарировал царевич. — Спокойной ночи, Мартин.