Пошел дождь, луна спряталась за облаками, словно не хотела глядеть на гнусное дело, которое я исполнял. Ветер и дождь хлестали мне в лицо, я промок, руки замерзли, тяжелая, мокрая глина так и липла к лопате, а тяжеленная от глины лопата с чавканьем вязла в земле, будто сама земля ожила и старалась отнять у меня лопату, не дозволяя выкопать покойника, стараясь затянуть меня под землю, в самый ад.

Куча вырытой земли росла. Со лба у меня катился пот, смешиваясь со струями дождя, а сердце в груди бухало, как кузнечный молот. Наконец лопата глухо стукнула о дерево. Я опустился на колени и счистил землю с крышки гроба. Приколочена она была хлипко, по гвоздю на каждый угол, поэтому удалось без особого труда поддеть ее краешек деревянной лопатой. Крышка треснула и приподнялась. В тот же миг небо расколола молния, громыхнул гром. «Боже милостивый, прости меня!» — пробормотал я и перекрестился. Вспышка молнии озарила гроб у меня под ногами и лицо мертвеца.

Судя по одежде и дешевому гробу, покойник богачом не был — да и откуда у нас в Пагус-Парвусе богачи? Впрочем, как все мы, он в конечном итоге лег в землю. Молодой, красивый, и никаких следов несчастья, ставшего причиной его смерти (бедняга попал под колеса повозки). Белые руки сложены на груди, бледное лицо выглядит умиротворенным. Да, его земные тревоги окончены, подумал я, а мои только начались.

Помедлив мгновение, я подхватил беднягу за окостенелые плечи, вытащил из гроба и перевалил через край могилы. Потом поднял глаза к небу и поклялся, что мараю руки таким недостойным делом первый и последний раз в жизни. Я-то думал, раз душа покойного отлетела, само тело будет легким, но покойник был точно свинцом налит — мне показалось, будто я тащу на себе лошадь. Я проволок труп по траве к церковным воротам: именно там, как обещал Иеремия, меня должны были поджидать заказчики.

И я увидел их — двоих в черном, старательно прятавших свои лица под капюшонами. Не сказав ни единого слова, они приняли у меня ношу и швырнули труп в свою повозку, рядом с бочонками эля. Забросав труп соломой, они уселись в повозку и все так же молча тронулись с места.

Подождав, пока цокот копыт затих вдали, я вернулся к могиле и принялся закапывать пустой гроб. Я работал как одержимый, стараясь поскорее завершить дело. Потом отправился домой.

Наутро я подумал было, что вся прошлая ночь мне приснилась, однако же нет — у очага стояла деревянная лопата. Мне было так тошно, что я даже поглядеться в зеркало и то не мог — стыдился самого себя. Хоть я и совершил вчерашнее под давлением Гадсона, а все равно дела это не меняло: я был обыкновенным похитителем трупов. Иногда эта братия еще называет себя сторонниками воскресения, но красивым названием гнусность не прикроешь. Труп уже наверняка увезли далеко-далеко, я даже догадывался куда: в Город, вот куда, и сейчас тело бедного юноши пластал нож хирурга в анатомическом театре — во имя интересов науки. По крайней мере, так уверяли врачи, щедро платившие за трупы звонкой монетой. Вот на их-то нуждах и наживался Иеремия Гадсон. Думал ли я, что и меня втянут в такие грязные, грешные дела!

К вечеру Гадсон постучался ко мне в лачугу.

— Мои клиенты остались довольны твоей работой, — сообщил он.

Вот уж в такой похвале я точно не нуждался.

— Ну, а где ценности? — спросил Гадсон.

— Какие еще ценности? Это вы к чему, сударь? Хватит и того, что я вам откопал труп — или вам этого мало? — вскричал я.

Гадсон пожал плечами.

— Мне доподлинно известно, что этого юнца похоронили вместе с серебряными часами и золотым кольцом, — заявил он. — И то и другое досталось ему по наследству от отца. Дурацкий обычай — закапывать в землю вещи, за которые можно выручить деньги.

Я ушам своим не поверил. Гадсон хотел, чтобы по его приказу я не только выкопал труп, но еще и ограбил могилу!

— Что вы заказали, то я и сделал, — ответил я. — Мы квиты.

Гадсон покачал головой:

— Нет, мистер Доск, пока еще не квиты. Вы мне, между прочим, задолжали изрядную сумму, а ценности с трупа не взяли. В другой раз будете умнее.

— Как так — в другой раз? — опешил я, но спорить с Гадсоном не решился, потому что понял: попал я в переплет. За разграбление могил уж по крайней мере сажают за решетку — и то если останешься жив после расправы, учиненной родственниками покойного.

Прошло полгода, и Гадсон опять потребовал, чтобы я выкопал труп и на этот раз к тому же обобрал его. Потом еще раз, и еще… Боюсь даже вспомнить, сколько раз я выкапывал трупы. Одно знаю твердо: попадись я в руки закона, Иеремия Гадсон будет ни при чем.

Гадсон наживается на моих преступлениях, а я ничего не могу поделать. По ночам я лежу без сна, терзаемый муками совести. Всю жизнь я пользовался доверием и уважением местных жителей, а теперь предаю их. Знай они, чем я занимаюсь, вздернули бы меня на первом же суку.

Как же я ненавижу Иеремию Гадсона! Будь я уверен, что это сойдет мне с рук, — взял бы и размозжил его бычью голову лопатой.

Прежде чем занести на бумагу последние слова, Ладлоу замешкался, но, поскольку ему было сказано писать все как есть, слово в слово, он послушался. Дописав, Ладлоу украдкой глянул на Обадию: старик могильщик сидел бледнее трупов, которые выкапывал. Поняв, что рассказ окончен, юный Хоркинс аккуратно положил поверх исписанной страницы промокательную бумагу и закрыл черную книгу. Обадия в изнеможении откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками.

— Помогите мне, мистер Заббиду, умоляю. Конченый я человек.

Джо Заббиду опустил руку на плечо старика.

— Забудьте обо всем этом, друг мой. Выбросьте из головы эти ужасные мысли, иначе они источат вашу душу, как черви. В мире есть высшая справедливость. Быть может, высшее правосудие вершится не так быстро, как нам хотелось бы, однако, поверьте моему слову, Иеремия Гадсон еще получит сполна и по заслугам. А теперь ступайте домой и ложитесь спать. Страшные сны больше не будут вас мучить.

Могильщик глубоко вздохнул.

— Знаете, мистер Заббиду, сдается мне, что вы правы.

Он собрался было встать, но Джо удержал его.

— Как мы и договаривались, вы получаете плату.

С этими словами ростовщик вручил измученному старику кожаный мешочек, туго набитый монетами. Когда мешочек тяжело лег в мозолистую ладонь могильщика, глаза у Обадии округлились.

— Уж не знаю, как и благодарить вас, мистер Заббиду, — сказал он. — Они мне пригодятся.

— Вот и хорошо, — ответил Джо, дружески пожимая старику руку. — Вот и отлично.

— А как же с Гадсоном? — робко спросил могильщик.

— Терпение, друг мой, — отозвался ростовщик. — Всему свое время.