За те три месяца, что я жил с учителями, я угомонился, начал делать домашнюю работу и неожиданно стал получать хорошие оценки. Когда назначенный трехдневный поход отменили и несколько моих одноклассников решили сесть на поезд и сбежать в Тель-Авив на три дня, я, как ни странно, проявил зрелость и беспокойство о семье, с которой жил, и решил не присоединяться к друзьям в этом приключении.

В начале 1953 года родители приняли решение уехать из Израиля и пустить корни в другом месте. Мама сообщила нам эту новость сразу после возвращения из Милана. Эмиграция из Израиля в 1953 году была серьезным делом. Евреев, которые уезжали, называли yordim – «диссиденты». Это унизительное прозвище было больно слышать. Эмиграция рассматривалась властями как своего рода национальное оскорбление. Билеты на корабль или на самолет нужно было оплачивать из денег, присланных из-за рубежа. Мои учителя из школы «Реали», узнав о нашем отъезде, пригласили маму вместе со мной в школу. Они признали, что в классе я был смутьяном, но сказали, что будут рады принять меня обратно, если я вернусь. Казалось, будто Израиль стремится удержать даже своих неудачников.

Известие о том, что наша семья покидает Израиль, было для меня очень тяжким. Я прочно здесь закрепился и был счастлив. К тому же я жил в просторном доме – а это было доступно в Израиле не всем – и наслаждался комфортом. Но у меня, пятнадцатилетнего подростка, был небольшой выбор. Оглядываясь назад, я могу оценить реальность, о которой не особенно задумывался в то время: какую жгучую боль вызвало это решение у моих родителей. Моему отцу было сорок пять, матери – тридцать восемь. Они были совсем еще нестарыми, но все же переезжать в другую страну в этом возрасте было несладко. Мама начала распродавать имущество. Она оставила рояль «Бехштейн» и часть мебели, отдав их на хранение до тех пор, пока мы окончательно не определимся с местом жительства, – но продала «студебекер». Семейный бизнес был закрыт.

Что касается финансов, то наше положение оказалось более шатким, чем мы ожидали. Отец потратил большую часть своих сбережений, когда его дела пошли плохо, однако он рассчитывал на один резерв. Во время Второй мировой войны, когда мои дяди отправляли товары в Палестину, часть товаров шла в Бейрут, где мой отец основал компанию на пару с кузеном. Отец предполагал, что в Бейруте скопилась значительная часть прибыли, и рассчитывал на эти деньги, пока тратились средства в Израиле. В течение нескольких лет контактов с офисом в Бейруте не было из-за закрытия границы между Израилем и Ливаном с момента объявления независимости. Отец подумывал о том, чтобы в Бейрут для улаживания дел отправилась моя мама с ее британским подданством, но отбросил эту идею – в те времена подобная поездка была для мамы слишком опасной, учитывая ее проживание в Израиле. Уже распрощавшись с Израилем, отец сумел попасть в Бейрут и обнаружил, что кузен истратил все деньги. Резервный фонд отца исчез.

Помимо денежных проблем, был еще один сложный вопрос: куда ехать? Большая часть родственников отца уехала из-за негостеприимной обстановки, сложившейся в Сирии и Ливане, и временно жила в Милане. Они рассматривали различные варианты и остановились на Бразилии. Дело в том, что одного из членов семьи отправили в Южную Америку и он вернулся с лицензией на строительство целлюлозно-бумажного комбината. Поэтому Бразилия оказалась подходящей страной, и многие родственники, объединив ресурсы, отправились в Южное полушарие. Семьи быстро разрастались и процветали, занимаясь производством и банковской деятельностью. В наши дни в Сан-Паулу существует огромный клан Сафди.

Маме подобный план совсем не нравился. Она хотела поехать только в англоязычную демократическую страну. В моей памяти до сих пор живы эти слова девушки из Манчестера: «англоязычная демократическая страна». И поэтому нашим пунктом назначения стала Канада. У моего отца было несколько знакомых в Монреале, в том числе и старший брат, который помог с визой. Младший брат отца, Заки, одолжил ему $20 000 для начала нового дела. Для оформления въездных виз требовалось время, кроме того, мы должны были пройти медицинское обследование и получить свидетельства, и на время оформления документов нам нужно было где-то остановиться. Естественно, мои родители предпочли присоединиться к родственникам в Милане.

В аэропорту Лод, 1953 г. Через несколько минут мы покинем Израиль и в конечном счете направимся в Канаду

В феврале 1953 года мы сели на рейс до Рима в аэропорту Лод (ныне международный аэропорт имени Бен-Гуриона; так случилось, что я заканчивал дизайн большей части этого аэропорта). Это было мое первое путешествие на самолете. Стюарды были одеты настолько элегантно, что израильскому мальчику это казалось недостижимым; нашей одеждой почти на все случаи жизни были рубашки и брюки цвета хаки. (Серые брюки считались буржуазными.) Меня поразило, что в самолете подают еду. Двумя годами ранее мой отец оказался на рейсе El Al из Лода в Париж, который разбился при взлете. Самолет взлетал во время снежной бури, и крылья не очистили ото льда как следует. Чудесным образом все выжили. Конечно, во время взлета меня не оставляли мысли об этом происшествии. Но когда мы оказались в воздухе, я быстро приспособился, как будто летал уже много лет.

В Риме нас встречал отец. Было непривычно видеть его после года разлуки, и я уверен, что он испытывал такое же удивление при виде нас. Дети быстро растут и меняются. Помню, в аэропорту я пошел перекусить и впервые попробовал кока-колу. Я все еще могу почувствовать тот вкус на губах. В тот вечер я ел пасту и бифштекс с кровью. В последующие дни мы побывали на Вилле Адриана, в Колизее, Пантеоне, Термах Каракаллы. Мне понравились римские сосны – зонтичные сосны, которые, казалось, обозначали линию горизонта, куда ни глянь, – и итальянский пейзаж в целом. Затем мы поехали на север, в Милан, где оставались месяц. Мы ездили на экскурсии на озеро Комо и в Стрезу, на Лаго-Маджоре, где дворцы на островах поднимаются из воды. Однажды вечером мы с братом поднялись на крышу миланского Дуомо. Я оказался под чарами орнаментальной готики, ее чистой архитектуры – наконец для меня это стало словом, с которым я начал считаться. Теперь я понимаю стратегию своих родителей: чтобы смягчить удар из-за необходимости оставить наш дом в Израиле, нам, детям, подарили три месяца чуда в Европе. Эта стратегия даст эффект