Сцена девятая

Степанов надел пальто и вышел на свежий воздух. Он напряженно размышлял. В конце концов, еще не все потеряно! Он еще покажет всем этим снобам, что и он не лыком шит, хотя и плохо разбирается в оперном искусстве!

Степанов перешел улицу и явился в администрацию ЦУМа. Там он показал удостоверение и попросил пригласить уборщиц, работавших в вечер исчезновения Томской. И тут следователю повезло. Одна из них дала интересные показания. В тот вечер она случайно глянула в окно и заметила, что в окне напротив, освещенном довольно ярко, что-то происходит! Какие-то люди возились с большим и, судя по всему, тяжелым мешком...

— Там еще баба какая-то копошилась возле них. Я видела. А потом еще двое вошли. Один руками замахал, как мельница. А те трое и потащили мешок...

— А прежде вы смотрели в окно? — спрашивал Степанов. — И кого видели в окне напротив?

Уборщица видела в окне напротив именно Томскую, грузную особу, которая обычно расхаживала по комнате, «вся накрашенная», как выразилась уборщица, а иногда и пела.

— Это же Большой театр там! Вот она и пела. Артистка!..

— А кто-нибудь заходил к ней, в эту комнату? — осторожно спросил Степанов.

И снова ему повезло!

— Заходил, заходил! Представительный такой мужчина, разговаривал с ней! И будто все уговаривает, уговаривает, а Эта, артистка, значит, не поддается! Потом еще одна дама заходила, высокая такая, красивая... Потом кто еще? В очках один, суетился все! Потом другой мужчина, муж, что ли. Обнимет ее вот этак, и сидят обнявшись! Потом парнишка заходил, уводил ее. Он ее под руку то держал крепко, парнишка, а ее так и шатало, видно, плохо ей было!.. Ой! А иной раз такое творилось!.. — Но что именно творилось, она не сказала.

— А как выглядел молодой человек, то есть этот парнишка? — Степанов описал Антона.

— Он, он! — закивала уборщица.

— А в тот вечер он приходил? Женщина задумалась, затем проговорила решительно:

— Нет! Не видала я его!

Вдруг уборщица, бросив нечаянный взгляд в окно, вскрикнула.

— Что? Что с вами? — Степанов также вздрогнул.

— Смотрите, смотрите! Вон она!..

Степанов повернулся и пристально смотрел в окно. Да, было отчетливо видно: у окна напротив по комнате расхаживала плотного сложения дама в костюме Снегурочки.

— Она? — тихо спросил следователь.

— Богом клянусь! — прошептала уборщица.

Степанов не стал дожидаться лифта и опрометью понесся по ступенькам вниз. Перебегая улицу, он не мог не заметить знакомый красный «Ягуар». Машина мигала поворотником, устремляясь к Лубянке.

Вернувшись в театр, Степанов направился прямиком в уборную Томской. Так и есть! Бумажка с надписью «Опечатано» сорвана. Здесь уже побывали! Дверцы шкафа были распахнуты настежь. Степанов ясно разглядел голубой, шитый серебром сарафан Снегурочки.

Следователь посмотрел на циферблат своих наручных часов. Кажется, пора возвращаться в кабинет директора. Должно быть, Сафьянов уже закончил свою беседу с представителями труппы. Так оно и оказалось! Сафьянов в окружении свиты как раз подходил к лифту, уже заботливо вызванному одним из охранников. Затем в коридор вышел Овчинников.

— Я могу быть свободным? — осведомился он у Степанова.

— Да, я вас не держу!

— Спасибо! — почему-то поблагодарил Овчинников. Но видно, ему не хотелось уходить так скоро. — Знали бы вы, что тут творилось!..

— А что? — оживился Василий Никитич.

— Да Тимошенков чуть не довел премьера до нервного припадка! Он ведь профорг в театре, Тимошенков! Ну и выставил целый список, то есть кого на гастроли послать! А у Скромного, соответственно, свои кандидатуры! Вот и сцепились. А Сафьянов слушает и как будто ничего не понимает. Тут ему на мобильник позвонили. Он поговорил с кем-то, а потом покраснел. Встал и говорит Тимошенкову: «Нехорошо, батенька! Нехорошо!» И вышел из кабинета, не то разгневанный, не то расстроенный, поди разберись!..

В дверях показалась Молочкова.

— Не уходите! — остановил ее Степанов. — Я и с вами в том числе должен поговорить!

— Да я только покурю! — Молочкова улыбнулась улыбкой красивой и влиятельной женщины.

Сцена десятая

Степанов распорядился, чтобы члены труппы проходили в директорский кабинет, где он расположился, по одному. Попугай то и дело вылетал из клетки, порхал по комнате, норовил усесться то на плечо, то на макушку. Это ужасно нервировало.

Первым в свой кабинет вошел Скромный. Степанов вежливо предложил ему сесть. Венцеслав Аркадьевич начал с места в карьер: — Михаил Михайлович абсолютно прав! Постепенность и только постепенность! Конечно, перемены нужны, никто не отрицает, но... Постепенные, постепенные перемены! Для начала можно заменить Томскую Величаевой, но ведь так бывало уже не один раз! И... Я вас умоляю! Не выносите сор из избы! Не шумите вы об исчезновении Томской! Не давайте сенсационных интервью! У Большого и без того довольно проблем! Вот Байков и Молочкова!.. Что хотят, то и воротят! Хотят — с собственными гастролями разъезжают! Хотят — с театром судятся! Сплошная головная боль! А что делать! Делать нечего! Молочкова как танцевала в Большом, так и будет танцевать! И Байков — то же самое! Как был на вторых ролях, так и останется! Но убийство! Ужас! Такое пятно на репутации Большого! Что будет на гастролях?! Вы только представьте себе! Европа! Кто их знает! А вдруг тамошний зритель решит бойкотировать гастроли?! Боже мой! Объявят бойкот Большому театру! Это же политика! Это же такой скандал, такой скандал!..

Степанову едва удалось вставить несколько слов в этот взволнованный монолог.

— Я вас понимаю, понимаю, — повторял следователь. — Но скажите мне, с кем Томская была не в ладах?

Скромный нервно взмахивал руками, отгоняя назойливого попугая:

— Василий Никитич! Вы что, до сих пор не поняли, что за человек Томская?! Но, в принципе, она все-таки баба не вредная. Поцапается с кем-нибудь, а через пять минут помирится. Ну, многие терпели, а другие — нет, затаивали на нее! Да что говорить, мы все у Томской в кулаке обретались! Шутка ли! Не кто-нибудь, любовница самого Сафьянова!..

Директор рассказал Степанову некоторые подробности романа премьера с певицей. В то время покойная ныне жена Сафьянова была еще жива. Бедняга держалась только на химиотерапии. В короткие периоды улучшений премьер стремился развлекать больную супругу. И вот однажды он обедал вместе с ней в Жуковке, в ресторане «Веранда». Собственно, обедали втроем: Сафьянов, его жена и молодая красавица Ксения Собчак. Эта девушка приобретала постепенно широкую известность как светская львица и