другом перед воротами, ведущими на территорию учебного заведения. Дети играли в пятнашки вокруг грузовика, кузов которого был набит надутыми воздушными шариками. Шары никуда не летели, они послушно лежали друг на друге. Мимо проехала улыбающаяся молодая учительница на велосипеде. Она была красивая. Он почувствовал, что теперь может её встретить на улице и предложить прогуляться вместе, не стыдясь того, что он всего лишь ученик. По телу мужчины, ставшего мальчиком, разлилась нега от яркого мира, что он видел и слышал в данный момент. Ему было очень хорошо. Со стороны реки раздался громкий гудок. Он увидел большой пароход, который медленно проплывал вдоль берега. На нём люди танцевали под какую-то собственную, безумно прекрасную музыку. Он заметил среди них своих друзей. Таких смешных: с лысыми головами, одетых в чёрные костюмы-двойки, с лентами «Выпускник» на груди. Они танцевали с девушками. Он раньше не видел их рядом с такими красивыми девушками. Кто-то захохотал внизу. Он посмотрел туда, на обрыв. По зелёной траве крутого склона дурачилось несколько его одноклассников. Они были все так нарядно одеты! Они падали набок и скатывались в воду. Затем вставали, хохотали и снова лезли вверх по склону. Девчонки носили туфли в руках, а у парней ботинки быстро высыхали после воды и даже очищались прямо на бегу. Но главное, что к нему поднималась Соня. «Она самая лучшая!» – вспомнил он забытую истину, смотря на её красивое тело, одетое в полупрозрачное платье. Она широко улыбалась и шла к нему, поднимая ткань юбки больше, чем это было необходимо. На её стройных ногах был приятный загар, упругая грудь желала показаться из очень откровенного декольте. Глаза девушки, подчёркнутые искусным макияжем, смотрели вверх, только на него.

– Чего ты ждёшь? Давай с нами! – произнесла красавица своим тонким, хрустальным голоском.

– Да я пока не хочу, – ответил он, поборов в себе волнение. – Давай лучше здесь посидим.

– Ну, ты шутник! – игриво сказала Соня и улыбнулась ещё шире. Она села рядом с ним на траву, у берёзы. Он приобнял её за талию, придвинул ближе к себе и посмотрел в голубые глаза своей школьной любви. Она его поцеловала. Во рту возник вкус таблеток. В нос резко ударил запах ядовитого варева из полузабытой сгоревшей квартиры. «Что?» – пронеслось в его голове, и он отпрянул от девушки. Миловидная девушка за долю секунды стала невообразимо страшной. Такой, какой он видел её в последний раз: голое тело с дряблой кожей, измазанное грязью, жирные секущиеся слипшиеся волосы. Лицо - пристанище гнойников. Потухшие безжизненные глаза с чёрными мешками под ними хотели высосать его душу. Злобный взгляд мёрствой подруги таил в себе укор и презрение. Ужасные худые бледные руки с язвами на предплечьях потянулись в его сторону. Грязные пальцы с частично обломанными слоящимися ногтями вцепились в левый локоть. «Останься со мной!» – выдохнула Соня из своего почерневшего рта и зашлась дьявольским смехом.

– А-а-а! – Бука проснулся от собственного крика. Реальность оказалась хуже увиденного кошмара: его вовсю заждалось собственное тело наполненное болью. Кости крутило, мышцы сводило, желудок изнывал от спазмов. Вся кожа покрылась липким потом. Бледному тридцатилетнему наркоману казалось, что его сейчас вырвет нутром, собственными потрохами. И потом всё, что ещё не погубила наркотическая зависимость, сбежит, поползёт куда подальше от ненавистного владельца. Он даже хотел, чтобы это произошло – смерть. Может быть, тогда бы исчезла мерзкая тошнота и остальные муки. Бука был закован в темнице собственного тела, переживающего худший абстинентный синдром из всех. Мужчина крутился на старом ламинате как уж на сковородке. И в каждой клетке тела были только страдания, без надежды на избавление. Он открыл глаза, чтобы попытаться найти помощь, найти выход из этого ада. В пустой квартире, у холодной металлической батареи сидел его товарищ по несчастью – Штырь. Штыря колотил озноб, он вцепился пальцами обеих рук в подоконник, как будто боялся куда-то свалиться. Он глубоко дышал и постоянно вытирал со лба густой холодный пот майкой-алкашкой, которую давно снял и использовал как платок. Бука зарыдал. Он не мог остановить поток слёз: они лились сами собой. Сквозь них он увидел пустые бутылки из-под водки, смятые пивные банки и разорванные пачки таблеток, валявшиеся на полу. Ни в одном из блистеров не осталось ни единого спасительного «колеса». Он думал, что самое сложное – перетерпеть первые сутки, но настоящие пытки пришли на третьи, когда закончился алкоголь и лекарства, закупленные по советам «друзей». Тех, кто якобы сам спрыгивал с зависимости, чтобы потом самостоятельно к ней вернуться, с разбегу нырнув обратно в выгребную яму из наркоманских притонов. Бука плохо соображал: «Какое сейчас время суток? Чья эта квартира? Почему я никак не могу перестать плакать? Я плачу? Это я плачу? Почему никак не закончится эта раздирающую боль, вашу мать!? Почему я не могу просто умереть?» В таком состоянии он сделал то единственное, что ещё мог: валяющийся на полу полуголый, бритый, бледный, исхудавший, зависимый от наркотика человек взвыл хриплым, неожиданно громким: «Ааааррххх!»

Приглушённый рёв заставил ухо собаки повернуться в сторону окон. Пёс лежал в кустах сирени, давным-давно посаженных на придомовом газоне, у стены панельной семиэтажки. Чтобы летняя духота не досаждала, Шарик, он же Мухтар, он же Диг, вырыл в земле между корнями небольшую ямку, в которой блаженно пребывал уже несколько часов. Такое укрытие неплохо спасало даже от июньского жаркого солнца. Четырёхлапый выходец из благородных пород, разбавленных генами дворняг, был в представлении местных жителей общественным псом дома № 37 на улице Гончарской. Полюбился он людям своим добродушным характером и вполне аккуратными, ласковыми играми со всеми, кто его не отгонял и не шипел на него. При этом гавкающий сторож не давал спуску пришлым собакам, тем самым исключая всякие неприятности, которые могли бы доставить жителям дома бродячие звери. Гонял пёс и «залётных» котов, но больше для острастки, чем ради расправы. Ведь среди этих мяукающих созданий у него водился друг. Пушок был единственным в мире котом, которого Шарик – Мухтар – Диг к себе подпускал. Летнюю духоту они могли вполне мирно пережидать вместе в тени кустов. Возможно, потому что Пушок тоже бы ничьим и одновременно принадлежал всему дому. Но чтобы там себе не надумывали люди, а территория двора безоговорочно принадлежала этим двум хвостатым оборванцам, которые прекрасно себя чувствовали, стоя на довольствии сразу у нескольких подъездов.

С Гончарской улицы во двор завернул молодой человек.