И в тот момент, когда он открыл дверь и протянул руку в направлении кровати, на которой должен был находиться труп Жака Доллона, с его губ слетело ругательство:

— Проклятье! Мертвец исчез!

Комната с голыми стенами, мебель которой составляли лишь наглухо привинченные к полу железная койка и табуретка, эта тесная келья, которую можно было окинуть оком за одну секунду, была пуста: тело Жака Доллона исчезло!

— Будьте внимательнее, — проворчал Фюзелье, — вы ошиблись камерой!

— Нет, нет! — испуганно выдавил из себя тюремный чиновник.

— Вы же видите, что Жака Доллона здесь нет?

— Но он здесь был пять минут назад.

— Может, тело перенесли в другое место?

— Нет, ключи были всегда со мной.

— Что вы мне голову морочите!

— Нет, господин судья, это правда, он был здесь… А сейчас его нет… Эй, там! — заорал тюремщик. — Кто знает, что стало с трупом из двенадцатой камеры? С тем, что мы недавно перекладывали?

Наступила минута замешательства.

Один за другим сбегались надзиратели тюрьмы: все они подтверждали слова своего начальника. Мертвеца оставили здесь, на этой кровати, никто с тех пор не входил в камеру и никто не прикасался к его телу.

Жером Фандор, спрятавшись за угол, следил за сценой с ироничной улыбкой.

Его чрезвычайно забавляло смятение тюремщиков и растущая растерянность Фюзелье.

«Возможно, — размышлял он, — начальник охраны не расставался с ключами от этой камеры, но пленник нашел другой ключ — ключ к свободе!»

Тем временем Фюзелье изо всех сил пытался понять, что же здесь произошло.

— Если этого человека больше здесь нет, значит, он не умирал и сбежал… но в таком случае, если он захотел сбежать, значит, он был виновен! Ах, я больше ничего не понимаю!

Схватив трясущегося начальника охраны за плечи, Фюзелье выпытывал у него:

— Послушайте, этот человек умер или нет?

В то время как Элизабет Доллон, не умолкая, безумно повторяла, словно у нее начиналась истерика: «Он жив, он жив», тюремщик отвечал, подняв руку, будто произносил клятву:

— Господин судья, здесь не может быть сомнений, он умер, клянусь всеми святыми! Тюремный врач скажет вам то же самое, что сказал вам я. И мой коллега Фавриль, который помогал переносить тело на кровать.

— Но, — заявил судья, — если он умер, он не смог бы сбежать. Из тюрьмы предварительного заключения, находящейся при префектуре полиции, невозможно сбежать даже живому! Как же вы хотите, чтобы отсюда сбежал труп?

Тюремщик недоуменно развел руками.

— Колдовство какое-то, — сказал он.

Фюзелье начал горячиться:

— Признайтесь лучше, что вас и ваших надзирателей обвели вокруг пальца. Этот человек был жив, и он разыграл перед вами комедию… Ладно, следствие установит ответственных за этот проступок!

— Но, черт возьми, — возразил тюремщик, — господин судья, не только мы вдвоем видели, что он мертв, еще есть другие, человек пятьдесят, по крайней мере, видели, что заключенный был мертв!

Судья потерял терпение:

— Вы утверждаете это… ладно! Я срочно отправляюсь предупредить прокурора.

Отойдя несколько шагов от камеры, Фюзелье заметил Жерома Фандора, который, оставаясь в коридоре тюрьмы, не упустил ни одной детали из этой сцены.

— И вы здесь! — воскликнул он. — Как вы сюда прошли?

— У меня разрешение на свидание.

— Ну что ж, свидание состоялось. Теперь убирайтесь отсюда! Ваше присутствие здесь излишне. Откровенно говоря, нет никакой необходимости, чтобы вы подняли еще больший скандал. Будьте так любезны, пожалуйста, удалиться отсюда.

И Фюзелье вне себя широким шагом отправился к прокурору.

После такого резкого замечания судьи Жером Фандор не мог больше оставаться в коридорах тюрьмы. К тому же надзиратели уже спешили к нему и к Элизабет.

— Сюда, месье… Сюда, мадам! Ах, какая печальная история! Что скажет господин начальник тюрьмы? Пожалуйста, сюда, вот здесь выход! Прощайте!

Через несколько минут Жером Фандор спускался по главной лестнице Дворца Правосудия, поддерживая под руку бедную Элизабет Доллон.

— Я вас умоляю, — просила девушка, — помогите мне, месье, помогите нам; мой брат не виновен, я могу поклясться в этом чем хотите, нужно найти его, нужно, чтобы этот кошмар прекратился.

— Но, мадемуазель, я сам бы этого хотел, только вот где его искать?

— Ах, я не знаю, месье. Как он мог выйти из этой отвратительной тюрьмы? Где он сейчас?.. О, я заклинаю вас, вы, должно быть, знаете влиятельных людей, сделайте все, сделайте все возможное, чтобы спасти его, чтобы спасти нас!

Жером Фандор ничего не ответил, он был очень взволнован горем девушки, к тому же не хотел выдать, что знает ее, и молча кивнул головой.

Он подозвал фиакр, помог сесть м-ль Доллон, бросил адрес кучеру и закрыл дверцу. Экипаж уже удалялся, а девушка по-прежнему кричала ему, высунувшись из кареты:

— Сделайте все возможное…

Он бросил ей вдогонку:

— Клянусь вам, я узнаю правду!

Фиакр, увозивший м-ль Доллон, уже исчез за поворотом к Мосту Пон-Нёф, а Жером Фандор все еще оставался на том же месте, погруженный в свои мысли.

«Ну что ж, на этот раз сенсация у меня в кармане. Парнишка, который убивает! Которого арестовывают! Который оказывается невиновным! Который вешается, умирает! И который „делает ноги“ из тюрьмы, не встретив при этом ни одного человека на своем пути!

Если читателям „Капиталь“ это покажется неинтересным, тогда я уж не знаю, чем им можно угодить!»

Затем, продолжая разговор с самим собой, он добавил вслух:

— Все-таки нужно оставаться логичным, черт возьми! Если баронесса де Вибре написала, что она покончила с собой, значит, она покончила с собой, и тогда Доллон невиновен! Правда, письмо могло быть поддельным… Забудем об истории с письмом, оно не дает нам абсолютной гарантии. Если Жак Доллон умер, то он вышел из тюрьмы предварительного заключения не живым, а мертвым. В том, что он умер, сомневаться не приходится, так как около полусотни людей видели его мертвым. Значит, вопрос ставится так: Жак Доллон умер и в то же время покинул тюрьму! Да, но каким образом?

И Жером Фандор, покачав головой, направился в редакцию газеты, обдумывая про себя статью.

Он был настолько погружен в свои мысли, что, шагая по улице, не замечал, как сталкивается с прохожими и как вслед ему устремляются гневные взгляды…