— Будь доброй, не дай умереть с голоду… Дай пирожок!

— Они из фритюра. Беременным такое нельзя!

Я чуть не взвыла. Чёрт меня дёрнул проболтаться при Руслане. Захотел меня порадовать, сюрприз сделать. Вот тебе и сюрприз! Ходи с подушкой каждый день! Пришлось даже на диван выселить Руслана. Временно.

Я ощущала себя маленькой девочкой, за которой разве только сопли не подтирали. Не кушай пирожок, изжога будет! Не кушай сосиску, там бумага! Не пей магазинный сок, там химия! Кушай хорошо, кушай правильно! Подштанники надела? А вторые? А третьи? Что значит в джинсы не влезаешь? Другие купим! И шапку, шапку надень!

Вот когда я не была якобы беременна, никто вот так обо мне не заботился. Теперь же я ждала, когда Руслан меня к себе привяжет, чтобы трястись надо мной и пылинки сдувать.

Доходило до маразма.

Просыпаясь утром в полном коматозе, я не всегда могла завтракать. Только сидела, качалась из стороны в сторону и пыталась разлепить глаза. Вот тогда Руслан делал мне тёплый сладкий чай и начинал кормить с ложки. Обычно на второй-третьей, я просыпалась и едва ли не тапком прогоняла хохочущего Руслана. Но вот вчера провела эксперимент: не ела и всё тут. Руслан едва ли в меня всю тарелку каши не впихнул!

Тошнит уже от этой каши… Каждое утро.

А тут пирожки. С мясом. С капустой. С картошкой. Жареные… Жи-и-ирненькие. Такой бы да вприкуску с томатным соком. Эх, мне теперь если только в кустах прятаться и кушать всё, что запрещали. Но уже начало ноября, так что если в сугроб. А там холодно. Даже в трёх подштанниках.

Видимо, заедая стресс булочками и печеньем, я хорошо поправилась. Потому что количество подштанников уменьшалось, а джинсы как были тесными, так ими и оставались. Я даже подушку другую не брала, иначе стала бы напоминать глобус на ножках. Вся худенькая, маленькая и живот! Хотя нет, щёки я отъела. Тоже хорошие.

— Ника-а-а! Не будь садисткой. Там ребята вообще суши едят!

— Тебе их тоже нельзя.

— Ник! — всплеснула руками.

— Тогда пойдём и расскажем всем, что ты не беременна.

Ух!

Пришлось лезть в сумку за яблоком и зло его уничтожать. Так грозно и яростно, что Ника даже от меня отошла.

— Ты Руслану собираешься говорить правду?

— Правду? Про беременность? — покраснела и фыркнула. — Я даже не знаю, как это сделать.

— Ну ты же не подушку будешь рожать и не пупса, так ведь? Придётся признаться в обмане.

— Признаюсь. Но не сейчас… Не тот момент.

— Слышала, что твою колонку хвалят. Снова. Не прошёл мимо твой эксперимент, — Ника поводила перед моим носом надкушенным пирожком. — Хоть одумалась.

— Нет, просто это вдохновляет! Страшно подумать, что было бы со мной, будь я на самом деле беременна.

— А ты с Русланом не затягивай, — Ника доела пирожок, и я вздохнула: можно больше не соблазняться. — Городок у нас маленький, земля слухами полнится. Лучше пусть он это от тебя узнает, чем от кого-то другого.

— Ты на что намекаешь? — грозно сощурилась и посмотрела на подругу. — А?

— Ни на что. Даю совет, дружеский.

Ника снова похлопала меня по плечу и направилась к ребятам. А я всё думала о пирожках, о Руслане и разной ерунде. Снова есть захотелось. Сильно.

Пойду и куплю себе пирожок с капустой. Печёный. И пусть моя талия сгинет в недрах джинсового комбинезона, прикрывшись подушкой!

— Я… Он… Ы!

Утирая платком крокодильи слёзы, я слюнявила плечо сестры похлеще любого шарпея или бульдога. Подвывая и всхлипывая, даже двух слов связать не могла. Хотелось сесть на пол, расставить ноги, запрокинуть голову и реветь в три ручья.

— Тётя Кира… Не плачь! Держи платок, — рыжеволосая Кристина, старшая из племянниц протягивала мне целую коробку с бумажными платками. — Мама, а почему плачет тётя Кира?

Что тут можно было сказать? Конечно, Лиза меня утешала, хотя я знала, что сейчас её единственное желание — дать мне затрещину и поставить мозги на место. Как тогда, когда я не хотела есть овсянку и спрятала её в коробку из-под обуви в шкаф. Когда по комнате поползли неприятные запахи, и мама нашла мой клад, влетело, почему-то Лизе, а не мне. Мама решила, что это моя старшая сестра решила так позабавиться. А вот вечером сестра от души колотила меня подушкой, я же пряталась под одеялом и хихикала.

Вот сейчас мне хотелось также спрятаться под одеяло и носа не показывать. Слёзы лились не останавливаясь. Меня будто прорвало, резьбу снесло, и теперь я буквально фонтанировала.

Лиза забрала у дочки коробку с платками и попросила выйти из комнаты и закрыть дверь за собой. Дождалась, пока Кристина скроется в коридоре и рассерженно зашипела, как сосиска на перегретой сковородке. Мне вдруг жутко захотелось сосисок. Руслан запрещал мне их есть. Стоило вспомнить о муже, как страшные взгляды Лизы перестали меня пугать.

Завыв похлеще Кентервильского привидения, я уткнулась носом в подлокотник дивана.

— Кира, о чём ты думала? Ну вот о чём? Иногда мне кажется, что ты застряла где-то в возрасте пяти лет…

— Лиза-а-а…

— Ну что Лиза? Что? Как тебя угораздило? Где твои мозги были?

— Не зна-а-аю…

— Так! А ну перестань выть и расскажи всё толком. Из воплей Руслана я мало что поняла.

— Я сама ничего не понима-а-аю…

Перешла на вой собаки Баскервилей, кусая обивку дивана. Загрызу! Подавлюсь и умру молодой. Хоть стыда меньше.

— Так! — Лиза схватила меня за плечи, повернула к себе лицом и заставила ровно сесть. — Соберись, тряпка! Давай, выкладывай, что ты натворила, чудушко моё…

— Притворилась беременной!

Лиза разжала руки, и я снова завалилась на подлокотник, больно ударившись головой. Вновь заплакала, села, поджав ноги и стала натирать рукой ноющий затылок.

— Ты что?

— Притворилась беременной!

У сестры даже дар речи пропал. Она только хлопала глазами и смотрела на меня, не зная, что сказать. Хватала ртом воздух и закипала. Я едва ли не видела, как ползёт волна жара по лицу сестры. Ещё чуть-чуть и пар из ушей пойдёт.

— Так вот о каком сюрпризе говорили родители…

— Что?! — я забыла про затылок и вытаращилась на Лизу. — Какой сюрприз?

— Такой… Рассказал твой Руслан, видимо, им о твоей беременности.

— Ой-йо… — я схватилась за голову и зажмурилась.

— Советую сразу купить билет в Австралию. Там-то они до тебя точно не доберутся. Хоть поживёшь немного.

Папа у нас был добрый, отходчивый. Искренне любил маму и нас. Мы старались отвечать тем же, а ещё пользовались его мягкостью, когда напакостничав, скрывались у него от гнева нашей мамы.