Через несколько дней женщина из моих явилась в покои с рассветом и доложила, что старейшины желают видеть меня, что они собрались с первой зарей и, похоже, взволнованы. Кто-то и впрямь желал навестить меня в моей спальне, но им сообщили, что я почиваю и меня недолжно тревожить. Я отправила женщину за Орестом, чтобы тот не искал меня, и попросила сопроводить его в сад. Облачалась я тщательно и неспешно. Лучше, думала я, пусть меня подождут.

Они начали с того, что спросили меня, где их дети, которых забрали, но я прервала их:

– Какие дети? В каком смысле «забрали»? – И они осознали, что говорят поспешно. – Зачем вы здесь? – спросила я.

Они объяснили, перебивая друг друга, что какие-то люди, сплошь чужаки, явились в ночи и забрали из каждого дома по одному ребенку, сына или внука, и всем говорили, будто действуют по моему указанию.

– Я не отдаю указаний, – сказала я.

– Тебе ничего не известно? – спросил кто-то из них.

– Мне известно, что я спала, а когда пробудилась, мне сообщили, что все вы здесь. Вот что мне известно.

Кто-то встревоженно попятился.

– Вы искали этих детей? – спросила я. – Уверена, что именно этого пожелал бы вам мой супруг. Чем раньше начнете искать, тем лучше.

– Нам сказали, что поиски будут напрасны, – проговорил кто-то.

– И вы поверили? – спросила я.

Они принялись толковать между собой, пока не возникла Электра, и они оставили нас. Я провела весь день у себя или с Орестом в саду. Замечала, что стражникам не по себе, они стали пристальнее, и я решила, что не двинусь из спальни сегодня – и ни в одну грядущую ночь. Недолго осталось мне ждать, когда я смогу ходить где хочу, днем, у всех на виду.

Теодот, один из старейшин, самый почтенный и сообразительный, явился ко мне в тот же день. У него забрали внука, сказал он, а это единственный отпрыск его единственного сына. От этого мальчика зависело многое, имя ему Леандр. Семья надеялась, что он станет великим вождем. Я слушала Теодота и выражала все мыслимое сочувствие, на какое была способна. Когда он наконец спросил у меня, могу ли я предпринять хоть что-то, действительно ли мне ничего не известно, я помедлила. Прошла с ним по коридору и, расставаясь, сказала:

– Всем новостям свое время. Пока же сообщи остальным, что, если кто-то из них попытается выйти на связь с Агамемноном до его возвращения, или послать ему весть о происходящем, или сказать ему, когда Агамемнон вернется, поможет ли это? Нет, никак не поможет. Если ты и все вы помолчите и подчинитесь закону, однако, – тогда вам разумно надеяться. Сможешь ли ты сообщить это всем?

Я намекнула, что Теодоту стоит вскоре еще раз меня навестить и тогда, возможно, будут и новости. Я не сомневалась, что до исхода дня он доложит всем остальным: ему кажется, что я знаю, кто отнял детей, и даже, быть может, исходя из того, как я говорила, я полностью отвечаю за похищение.

В тот вечер я увидела другое отношение – даже у стражников. Они, казалось, стали застенчивее, едва ль не напуганы. Не изменилась одна лишь Электра. Сказала, что люди повсюду ищут детей и что она согласна: за всем этим скрываются разбойники, и мы должны быть бдительнее, покуда не вернется отец. Она говорила как человек, владеющий положением.

Через два дня дошли новые слухи о наших победах в бою и о громадном числе плененных рабов, и я прошлась по дворцу, в кухни, склады, и спросила, где держат Эгиста. Поначалу мне не отвечали. Тогда я сказала, что не уйду, пока мне не покажут, и тогда меня привели к чулану, подняли крышку люка в полу.

– Его подземелье – вот здесь, – сообщили мне.

– Добудьте мне факел, – велела я.

Мы спустились по лестнице на этаж ниже.

– Где Эгист? – спросила я, завидев три узкие двери.

Все равно не хотели они говорить, пока я не объяснила, что не только исполнена решимости, но и нетерпелива. Когда дверь наконец открыли, я обнаружила свою жертву: он сидел в углу и играл с птицей. Узилище его было вполне пригодно для жизни; имелась там и лежанка. Комната освещалась через крошечное окно, сквозил в него лучик света.

– Я не пойду за тобой, покуда не освободишь узников в соседних подвалах, – проговорил он.

– Сколько их там?

– Двое, – ответил он.

Я велела пустить меня в соседние каморки, стражники делались все беспокойнее.

– Нам не дозволено отпирать эти двери, – сказал один.

– Я дозволяю, – отозвалась я. – Отныне вы подчиняетесь мне. Отпирайте.

В средней комнате не было никакого света. Когда мы отперли дверь, никто не вышел, и я сочла было, что там пусто. В последней был юноша, он, кажется, напугался и спросил об Эгисте. Я сказала ему, что мы его раскуем и выпустим к Эгисту, но юноша покачал головой и сказал, что не желает покидать своей темницы, пока не поговорит с Эгистом. Низкий, стылый звук раздался тут из средней каморки, звук, похожий на человечий голос, но без слов. Я взяла факел, вошла туда и обнаружила в углу старика. Медленно попятилась и вернулась к Эгисту.

– Кто эти люди?

– Старик сидит здесь, сколько все помнят. Никто не ведает, кто он или откуда. Мне нужно поговорить со вторым.

– Кто он?

– Не смею сказать.

Эгист вышел из своей комнаты и шагнул в темницу к юноше. Закрыл за собою дверь, чтобы никто не подслушал. Когда они оба вернулись, Эгист принялся раздавать указания, я стояла в сторонке и удивленно наблюдала.

– Снимите цепи. Дайте чистую одежду и еду, – велел он. – И спрячьте его до темноты. Затем он уйдет. И освободите старика, оставьте его дверь отпертой. Накормите его, а следом пусть тоже уходит.

Помедлил – и улыбнулся.

– И накормите птиц, – добавил он. – Они привыкли, что их кормят.

Стражники, проведшие нас в этот сырой подвал, уставились на Эгиста с изумлением, а затем посмотрели на меня. Всего несколько мгновений назад он был узником.

– Делайте, как он сказал, – велела я.

Мы вместе прошли по дворцу ко мне в спальню, где нас встретила Электра.

– Этот человек, этот Эгист, – проговорила она, – и узник, и заложник. Его нужно вернуть в его темницу. Стражники вернут его.

– Он мой телохранитель, – сказала я. – Он будет при мне безотлучно, пока не вернется твой отец.

– У нас свои стражники, – возразила она.

– Они напились и убили четверых, – сказала я. – Эгист останется при мне, моим стражем. Любой, кто желает видеть меня или со мной говорить, должен знать, что Эгист стережет меня.

– Мой отец пожелает узнать… – начала было дочь.

– Твой отец пожелает узнать, – перебила я, – что случилось с теми четверыми, которых он сюда прислал, с теми четверыми, что были его близкими друзьями, а еще он пожелает узнать, что случилось с детьми, которых похитили. Это очень опасное время. Предлагаю и тебе принять меры предосторожности.