— Пея, что это?

Но нянюшка молчала, потупив взор.

— Чаонинг, нужно уходить, — произнесла она, хмуря брови.

— То есть как это уходить? — недоумевала я. — Что это за крик? Словно какого-то убивают.

По лицу Пеи ничего нельзя было понять. Поэтому я стала взбираться по дорожке наверх, в сторону, откуда слышался крик. Чем ближе я подходила, чем отчетливее были слышны удары. Какого-то избивали! Перед распахнутой хижиной на коленях стоял парень со связанными руками. Это был Донг, жених Парамит, я сразу узнала его. А над ним возвышался надсмотрщик Чао Конг и размашисто со свистом бил парня по спине, виднеющейся в разодранной рубахе. С лица несчастного капала кровь, голова разбита, губы запеклись в корки. От этого жуткого зрелища мне стало плохо, затошнило.

Вокруг стояли кули, в их черных блестящих глазах застыла покорность и какой-то животный страх.

— Прекратите! — кричу, вне себя. Но мой голос тонет в стонах Донга.

И вдруг откуда-то с боку выбегает Парамит и бросается на колени перед Чао Конгом. Я не узнала свою любимую лао, она сильно похудела, так что на лице остались лишь большие прекрасные глаза, лихорадочно блестевшие. Она молила надсмотрщика прекратить избивать Донга. Но тот, равнодушно толкнув ее ногой, продолжал истязание парня.

Гнев обжег мои глаза, я подбежала и крикнула на вьетнамском:

— Немедленно прекратите, это приказ!

Видимо не ожидая услышать родную речь, Чао Конг замер и перевел на меня свои страшные глаза-щелочки.

— Почему вы избиваете этого человека? — кидаю я грозно, наступая на него. — Вы что, не видите, что он вот-вот умрет.

Надсмотрщик ухмыляется, он снова жует табак.

— Почему не отвечаешь, когда с тобой говорит госпожа?

И тогда он сплевывает табак прямо мне под туфли и говорит:

— Этот кули пытался сбежать, за такое забирается жизнь.

Что за ерунду он говорит? Донг добросовестный работник, он бы никогда не стал этого делать.

— Я приказываю перестать его избивать. Вернется отец и сам разберется с ним.

Тонкие губы Чао Конга изогнулись, и он произнес на редком диалекте "глупая девчонка", видимо, уверенный, что я не пойму, но он ошибался, и я, выхватив плетку из его рук, ударила его по щеке. Из рассеченной кожи закапала кровь.

— Негодяй! Мой отец покарает тебя. Уж я об этом позабочусь.

Меня всю трясло от отвращения и негодования. Сердце колотилось. Сверля стальными глазами, Чао Конг медленно провел рукой по ударенной щеке, еще раз сплюнув, развернулся и зашаг прочь.

Парамит стояла на коленях и беззвучно плакала, остальные кули попрятались в хижины, испуганно выглядывая из-за дверей.

— Чаонинг! Госпожа! — кинулась ко мне перепуганная Пея. — Что же вы наделали?! Хозяин будет в ярости, если узнает об этом.

— В ярости? — дивилась я. — Этот Чао Конг чуть не убил Донга. Давно ли у нас доводят до такого состояния кули за провинности?

Темное лицо Пеи стало еще темнее, в глазах застыл ужас и растерянность.

— Ох, госпожа, очень давно. Такие наказания для работников применяются хозяином уже больше года, если не дольше.

Я застыла. Почему я не ничего об этом не знала? Словно жила в другом мире. Но почему отец стал так жесток с работниками? Раньше конечно телесные наказания тоже имели место быть, но никогда людей не избивали до полусмерти.

— Пойдем, — произнесла я и стала помогать Донгу подняться на ноги. — Пея, помоги! — приказала я, чувствуя, что сейчас рухну под тяжестью его тела. Нянюшка заохала и подхватила парня под другое плечо. Парамит, все это время находящаяся в шоковом состоянии, вдруг очнулась и подскочила к нам. Краем шарфа она, плача, начала вытирать лицо жениха.

Конечно же мы не смогли унести его далеко, поэтому решили положить его на траву, в стороне от дороги, где мне показалось было не так грязно.

Перевернув Донга на живот, я стала осматривать его спину. На ней не осталось живого места, из глубоких ран, оставшихся после жесткой плетки, сочилась темно-бордовая кровь.

— Нужна чистая вода, чтобы промыть. Парамит, принеси! — сказала я девушке. Специально, чтобы вывести ее из оцепенения. Она подскочила и понеслась к колодцу и быстро принесла жестяной чан, полный воды.

Следующий час мы втроем потратили на промывание ран и их бинтование.

— Почему Чао Конг это сделал? — спрашиваю Парамит. — Твой жених и правда пытался сбежать?

На лице Парамит отразилось такое глубокое отчаяние и горе.

— Простите меня, чаонинг! Простите! — зарыдала она, закрывая лицо худыми руками.

— Ладно, забудь, самое главное, чтобы он выжил после такого.

Отдохнув немного, мы втроем доволокли наконец-то Донга до хижины Парамит и положили на простое ложе, покрытое тряпками. Отец с матерью Парамит, прижавшись друг к другу, испуганно выглядывали из-за угла.

— Я приду завтра, проверить раны и сменить повязки, — говорю Парамит, — а пока надо много поить его, чтобы восстановить потерю крови. Хорошо бы и врача вызвать, — задумалась я на мгновение. — Пея, я хочу позвонить доктору Пересу. Пойдем.

Но Парамит кинулась на колени передо мной.

— Прошу, чаонинг, не делайте этого! Прошу!

Рыдала она.

— Если вы позовете им врача, госпожа, тогда их наказание будет еще хуже, — произнесла бесстрастно у меня за спиной Пея.

Моя мать однажды сказала нам с Джией, что мы не знаем настоящего мира. Мы живем будто две дочери раджи в замке из розового мрамора, а в это время за стенами стоит стон и плач несчастных и отверженных. Я прожила двадцать лет на плантации, но по сути не знала, как оно устроено, что стоит за услужливыми лицами лао и кули, приносящих мне еду, расчесывающих мои волосы, подающих мне перчатки.

К ужину вернулась Джия, и я все ей рассказала.

— Теперь, когда потрясение прошло, меня мучает мысль, Джи, — говорила я ей. — Не совершила ли я чего-то, что только навредит Парамит и Донгу?

Джия молчала, печально глядя перед собой. Кули принес записку от отца, он возвращается завтра. Завтра решится судьба этих несчастных возлюбленных, а, может быть, и моя.

***

Я не хотела ехать в Вьентьян смотреть игру в поло. Утром я проснулась от страшной головной боли, и еще, когда закалывала брошь на платье, уколола палец, а мама всегда говорила, что это плохая примета.

— Поехали со мной, Киара, — уговаривала Джи. — Что мне там делать одной без тебя?

— Ты будешь с мистером Томпсоном, а не одна, — говорю, смотря в даль на зеленую долину под домом.

Джи взяла меня за руку и умоляюще взглянула.

— Прошу, Киара, не оставляй меня. И потом, — тут ее глаза озорно сверкнули, — ты же знаешь, что капитан одной из команд Эдвард Фейн?