— Вы куда? — шепотом спросила у мальчишки, затаившего дыхание рядом. Потом, сообразив, повторила вопрос на местном наречии.

— В Перани, оазис Аран.

— Больше шести дней. Этот не доедет, — заметила Нирина, — он тебе кто?

— Учитель… — тихо и невнятно, прикусив губу, ответил мальчишка.

— Хмм, — вынырнув из подполья, женщина открыла маленький сундучок. Вытянув оттуда несколько мешочков, миску и моток чистого холста, захватила бурдюк со свежей водой и спустилась вниз.

— Отпаивай его, — отдала указание пассажиру. — Вы что, воды вообще с собой не взяли? Мальчишка только головой помотал, подползая ближе. Ну просто слов нет!

Прислушиваясь к веселой перекличке молодежи у колодца и шуршащим шагам стражников, она принялась за работу. Отмочить, не жалея воды, пропитанные кровью бинты, вспороть тонкую рубаху из дорогой ткани. Обмыть воспаленную кожу вокруг длинных рваных порезов, смешать в миске травы с водой и белой глиной до консистенции мази, нанести на раны, перебинтовать.

Шепотом отругав неумеху, едва не утопившего своего спутника, Нирина сама принялась вливать воду тонкой струйкой в приоткрытые губы, с удовлетворением заметив, что дыхание пациента стало более глубоким.

— Ну вот, — прошептала она, — лежи здесь, обтирай ему лицо и смачивай губы. Это-то сможешь?

Мальчишка покивал, и женщина, потирая поясницу, вылезла наружу. Присев на сундук, задумалась. Вот так гости… И раскосоглазый мальчик вовсе не худощавый, а просто очень изящный и красивый. Той красотой, которой славятся многие старые аланийские семейства. Тонкокостный, белокожий, с темными, густыми, сейчас пропыленными и слипшимися от пота волосами. Глаза, насколько можно разобрать в душном сумраке, темно-темно-синие. Не то чтобы она много коренных аланийцев видела, на свое высокогорье они чужаков не пускали, но в прилегающем к основанию плато оазисе, где обычно принимали торговые караваны, жили изгои и слуги низшей касты. А мужчина… на ощупь, хм, придворный. Кожа мягкая, бледная, незнающая солнца, мышцы плотные, черты лица… Ну, резкие и острые, не столь аристократичные, как у мальчишки, но, опять же, не закаленные ветром пустыни. Мозоли на ладонях плотные, только от рукояти клинка и пера, пальцы не заскорузлые, изящные.

Учитель? Ну да, наемный дворцовый работник. А из чьего дворца, уточнять себе дороже. Просто довезем живыми обоих, раз просили.

Нирина откинулась на спину, упершись лопатками в бортик, взмахнула рукой, разгоняя легкий горьковатый аромат лекарственных мазей. Прикрыв глаза, женщина задремала. Жаркое душноватое нутро фургона не доставляло неудобств. Дом ведь, единственный настоящий. Особняк в столице не в счет.

Протяжно перекрикиваясь, возницы начали рассаживаться по фургонам. Глава каравана, хмуро щурясь, заглянул к Нирине, спросил:

— Все так же в конце? Не надоело?

Женщина встала, потянулась, качая головой и приглаживая встрепанные кудри.

— Иногда нужно и разнообразие.

— Пыль глотать? То еще разнообразие, — широкоплечий индолиец, владелец десяти фургонов, хрустнул пальцами. Сощурил темно-серые глаза.

— Я добра сегодня.

— О, так может, тогда согласитесь разделить со мной дорогу?

Нирина возмущенно фыркнула, выпихивая черноволосого наглеца из проема и выбираясь на палящее солнце.

— Релат, мы же уже все обсудили! Ты слишком хорош для меня, да и я не останусь молча ждать на женской половине. Мужчина только чуть поклонился.

— Я должен был попробовать, — тихо пророкотал на ухо караванщице, улыбнувшись. И зычно, так, что эхо трижды вернулось от барханов, рыкнул:

— Отправляемся!

Закутавшись в палетту, женщина уселась на высокую скамью и щелкнула поводьями.

И снова была пустыня. Жаркая, испепеляющая и величественная. Золотисто-желтое бесконечное море тянулось от горизонта до горизонта, сверху его накрывал выцветший почти до белизны голубой купол неба. Втянувшись в монотонное дорожное настроение, Нирина под скрип колес принялась мысленно выстраивать маршрут.

К ночи караван достигнет оазиса Марук, потом минует развалины древнего города у колодезной стоянки, переночует в Нари, первом городе-оазисе каганата Перани. Затем две ночевки в пустыне, оазис Сенин, а уж потом Аран. Дальше караванные пути разветвляются, и гости свернут на север, к Энгизу, крупному свободному городу на границе пустыни и лесов, близ Сигизийского королевства. Это простая логика. Раз гости сходят в Аране, а караван Релата идет в Индолу и Ронию, другого пути для них нет. Не прямиком через пустыню же? Это местные кочевники еще могут проторить новый песчаный путь, а не изнеженные дворцовые обитатели. Этим нарушителям границ придется воспользоваться потайными дорогами.

Нирина, натянув поводья и зацепив их за крюк, торчащий слева, поднялась со скамьи. Лошади, тряхнув головами, слегка замедлили шаг. Помахивая хвостами, продолжили движение. Из-под широких копыт вздымались маленькие песочные вулканчики. На миг задержав взгляд на серых лоснящихся шкурах, удовлетворенно кивнула. Эта магическая порода стоила отданных за них денег.

Нырнула внутрь, в тусклом свете лампы в ближнем сундуке, используемом как продуктовый ларь, нашла завернутые в плотную ткань лепешки и бутыль легкого вина. Откинув люк, заглянула вниз.

— Эй, вы там живы? Тихое согласное шипение ее порадовало.

— Еда. И покорми своего… учителя, если он очнулся. Размачивай сначала только. Вечером будет посущественнее.

Выбравшись наружу, Нирина облегченно выдохнула. Она десять раз предпочитала жаркое, но вольное пекло спертому воздуху внутри фургона. Хорошо хоть вниз песок не забивается, а то бы эти гости вообще задохнулись. Отличный, отличный у нее фургон.

До вечера она еще раза три заглядывала в подполье, каждый раз во все большей тревоге. Мужчина все никак не приходил в сознание. Лежал, тяжело дыша, разметавшись по свободному пространству и бредил на незнакомом женщине языке. Мальчишка выглядел все хуже и хуже. Он в отчаянии кривил дрожащие губы, кусал ногти и почти плакал. В глазах его стояли прозрачные слезы.

Когда из-за барханов появился первый ряд низкорослых кустистых колючек оазиса Марук и жаркий ветер донес до каравана перекличку стражников, Нирина заглянула в подпол, наткнулась на умоляющий взгляд высокородного пассажира и спросила:

— Все еще нет?

Тот головой покачал, размазывая по щекам слезы. Встрепанные волосы потными завитками торчали в разные стороны, мятая палетта пропылилась.

— Потерпи. Кстати, — припомнив, как легко и ловко оба гостя заскочили в фургон, спросила, — вы что-то кроме воды пили?

— А… — мальчишка растерялся, глядя ей в лицо. — Да… такое, горькое.

— Из чего пили, сохранилось?

Пассажир молча нырнул вниз, до Нирины донеслось торопливое шуршание. Наконец тонкие пальчики втиснули ее протянутую вниз ладонь бутылек тонкого стекла.