И такая уверенная сила и мощь исходила от этого гиганта, что король снова, как две недели назад в Бабельсберге, выпрямился и одернул на себе мундир.

— Н-да? Гм… Ну, говорите, говорите…

— Ваше величество, как первый офицер Пруссии, вы не можете капитулировать перед социалистами, даже если это сопряжено с опасностью для жизни. Больше того: я считаю, что нам с вами выпала великая миссия рано или поздно соединить всех немцев под вашей властью, под властью Пруссии…

«Поезд набирал ход; и чем долее я говорил в этом духе, тем более оживлялся король, тем больше входил он в роль первого офицера Прусской монархии, борющегося за королевскую власть и Отечество… Да, король, которого обрабатывали в Баден-Бадене и которого я застал в Ютеборге утомленным, угнетенным и обескураженным, подъезжая к Берлину, пришел в бодрое, можно сказать, боевое настроение».

И Бисмарк не преминул этим воспользоваться.

13 октября он пришел на заседание ландтага и объявил опешившим депутатам:

— Господа депутаты! Прусская монархия еще не исполнила свое предназначение и не готова предстать перед вами в качестве украшения на вашем конституционном полотнище. Только сильное и вполне сложившееся государство может позволить себе такую роскошь, как либеральное правительство. Германия достигнет этого, но пока… Именем короля я объявляю ландтаг временно распущенным!

И мир не рухнул, никакой революции не случилось, а Бисмарк получил передышку в борьбе с парламентом, возможность спокойно заниматься правительственными делами и начать подготовку к осуществлению своей заветной цели.

Кэттин брелок на часах и портсигар с ее оливковой веточкой грели его душу и холостяцкие, до приезда в Берлин Иоганны, сны.

«Бисмарк остроумнее, нежели подобает быть немцу, это Гумбольт от дипломатии… Это рослый немец, очень вежливый. На вид он совершенно лишен духовности, но исполнен остроумия. И он слишком хорошо подготовлен, чтобы с ним связываться. Мы еще наглотаемся из-за него неприятностей…» (Проспер Мериме, Франция ).

«В то время в Европе Бисмарку не было равных по уму. Короли и императоры не умели думать или не умели действовать, австрийский Франц Иосиф был слишком неопытен, Наполеон слишком изношен, Александр слишком равнодушен, Вильгельм, Виктория, Виктор Эммануил слишком посредственны для того, чтобы вести политику согласно своим внутренним представлениям; Гладсон и Дизраэли еще не в полной силе, Горчаков слишком тщеславен. Только в Пруссии был политический гений… Массивный и тяжелый по своему физическому сложению и по своим настроениям, с куполообразной головой, медленно шагающий вперед, похожий на великих немецких скульпторов, что целый человеческий век ваяли свои многофигурные композиции; укрощая фантазию деловитостью, взвешивая слова и выстраивая поступки, считаясь скорее с величинами, чем с идеями, — таким подошел Бисмарк-реалист, почти пятидесяти лет от роду, к началу своего творения, к самому его порогу…» (Э. Людвиг . «Бисмарк»).

«Теперь я здесь министр. Если ты хочешь взять на себя труд спаять Скандинавию в единую империю, то я объединю Германию. Тогда мы заключим скандинаво-германский союз и будем достаточно сильны, чтобы установить господство над всем миром. Религия и культура у нас общие, языки тоже не слишком разнятся. Но скажи своим соотечественникам, что если они не склонны согласиться с моими планами, то я, возможно, буду вынужден их подавить, чтобы не иметь у себя в тылу врага, когда мне придется атаковать другие местности» (Из письма Бисмарка барону Бликсену, датскому премьер-министру ).

Париж. Латинский квартал. 2 ноября 1962 г.

Бисмарк нервничал. Он сидел на узенькой веранде «Le Procope», излюбленного кафе Вольтера, Дидро, Монтескье, Гюго, Жорж Санд и других французских знаменитостей, но Бисмарк ценил это заведение вовсе не за его репутацию, а за Coq au Vin, петуха в вине, любимое блюдо Наполеона Бонапарта. Будучи еще юным и никому не известным лейтенантом, Бонапарт зашел как-то сюда и попросил сварить ему петуха в божоле «Жюльенас», но когда подали счет, оказалось, что платить этому гурману нечем, и вместо денег ему пришлось оставить залог — свою офицерскую треуголку. Выкупить ее он так и не пришел, и теперь эта треуголка стоит на постаменте в стеклянном пуленепробиваемом колпаке в крохотном вестибюле кафе — многие хотели бы купить этот треух, но наследники сицилийца Франческо Прокопио, основателя заведения, отказываются продать.

Впрочем, Бисмарку было не до наполеоновского треуха. Сверху, с высоты второго этажа, он видел rue de l’Ancienne Comedie — настолько узкую, что кареты разъезжались с большим трудом, и по крышам этих карет невозможно было определить, в какой же из них вот-вот приедут Орловы.

Как давно он ее не видел? С 13 сентября, с Понт дю Гар, всего полтора месяца, но сколько воды утекло от того виадука!

Нервно поглядывая то на улицу, то на свои тяжелые лукообразные часы с Кэттиным брелоком, он бегло просматривал обширное меню, как вдруг какое-то шестое чувство заставило его повернуть голову к лестнице.

И — глаза их встретились!

Она — княгиня Екатерина Николаевна Орлова-Трубецкая, аристократка из рода русско-литовских князей Гедиминовичей и внучка фельдмаршала графа Гудовича, — с высокой официальной прической, с бриллиантами на шее и в роскошном бархатном платье цвета его любимых вишен, шла к нему, натянутая, как струна, и сияюще-вопрошающе смотрела на него своими огромными голубыми глазами.

Бисмарк вскочил, громыхнув едва не упавшим креслом, и только теперь заметил, что рядом с ней идет Николай Орлов — в генеральском мундире с эполетами, он протянул Бисмарку здоровую левую руку.

Бисмарк глубоко вдохнул и мысленно сказал себе: «Стоп! Ты премьер-министр!»

— Дядюшка, — улыбнулась княгиня, — мы так рады вас видеть!

И одной этой фразой сняла всю напряженность момента, вновь стала Кэтти — его «племянницей».

Минуту спустя к петуху «Coq au Vin» Бисмарк, к ужасу Орловых, вдохновенно заказывал свежие и печеные овощи, луковый суп, форель, телячье жаркое, тушеную зайчатину, русскую икру, бургундское вино, сыры, фрукты, портвейн и шампанское.

Едва официант принял заказ, как князь Орлов сказал:

— Поздравляю, в «Ля Франс» пишут, что вчера в Версале Наполеон наградил вас Большим Крестом Почетного легиона.

В руке у него была «Ля Франс» с сообщением о вчерашнем официальном визите Бисмарка в Сен-Клу к Луи-Наполеону уже не в качестве посланника, а министра-президента.

— Но дядюшка, — сказала Кэтти (о Боже, при одном взгляде на нее у него снова защемило в груди!), — как вам удалось при вашей новой должности так быстро сбежать из Берлина в Париж?

– Княгиня, — сказал он с легким нажимом, — я теперь не тот, что месяц назад в Авиньоне. Я премьер-министр! В моем распоряжении сотни шпионов. Они доложили, что вы в Париже, и вот я здесь.