– Ого… Ты серьезно намерен связать с этим свою жизнь. Меня родители заставили взять еще классы по психологии и английскому на всякий случай.

– Глупость какая. Тебе не нужно ничего «на всякий случай». Не с твоим талантом. – Он нежно положил руку мне на плечо. – Ты просто должна верить в себя. Эта индустрия слишком жестокая, чтобы там можно было выжить с какими-то сомнениями. Я четко вижу свою цель и упрямо иду к ней. И верю, что у меня получится. Поэтому у кого-то получается музыкальная карьера, а кто-то проваливается.

– Никогда не слышала, чтобы кто-то говорил, как ты, – сказала я, бросая на него еще один взгляд.

– Никогда не слышал, чтобы кто-то пел, как ты! – Он резко остановился и повернулся ко мне, словно был готов поцеловать.

И я позволила бы ему. Пусть хоть миллион поездов с грохотом пронесется мимо, не пошевелюсь, если он действительно меня поцелует. Но он не сделал этого. Он просто взял в руку одну из моих косичек и произнес:

– Боже, какая же ты красивая.

Я продолжала стоять, ожидая поцелуя. Сама не знала, почему, ведь в Шеффилде остался Алфи. Подул прохладный ветер, и я поежилась. Все еще ничего. Он повернулся и пошел вперед.

– Расскажи о своих родителях, – попросил он так, словно между нами только что не было самого заряженного романтического момента в моей жизни, – чем они занимаются?

И я поспешила за ним, чтобы идти рядом.

– Ну, вот мы и на месте, – сказала я, когда мы подошли к моей многоэтажке.

Он снял с себя мою гитару, намеренно передав таким образом, чтобы мы соприкоснулись пальцами.

– Пойдешь со мной на свидание? – спросил он.

Как все просто. Смущение было ему неведомо.

– Не знаю, – запнулась я, – у меня… есть кое-кто… в Шеффилде.

Я наконец-то вспомнила про Алфи.

– У тебя есть бойфренд?

– Нет… точнее, да… У меня был…

– То есть вы расстались?

– Да, пару недель назад, – кивнула я, чувствуя подступающую горечь, хотя в этот раз она казалась не такой острой. Потому что я уже была заинтересована в Ризе. Крохотный кусочек моего сердца уже отломился, готовый быть отмеченным его именем, отказываясь страдать по Алфи.

– Можно и не свидание, – настаивал он, – просто встретимся, чтобы узнать друг друга получше. По крайней мере, я бы очень хотел писать с тобой песни. – Риз улыбнулся одной из тех ослепительных улыбок, которые печатают на постерах и по которым сохнут тысячи фанаток. – Я просто очень хотел познакомиться с тобой первым после сегодняшнего выступления. У тебя теперь будет прорва желающих стать твоими друзьями и соратниками по музыке. Но я был первым, так ведь? Первый тебя заметил.

* * *

Владение мной. Желание владеть кем-либо, проявляющееся уже при знакомстве, – еще один здоровенный красный флаг. Настолько красный, что бык его просто сжует.

* * *

– Я не уверена, – вымолвила я, и это было правдой.

– Тогда подумай об этом.

– Спасибо, что проводил.

Внезапно мне остро захотелось побыть в одиночестве. Пойти внутрь и спокойно подумать, без давления, без этого парня, без всего происходящего в эту ночь.

– Так ты подумаешь над моим предложением? – продолжал давить он.

Я засмеялась.

– А ты настойчивый, да?

– Слушай, никакого давления, – он примирительно поднял обе руки вверх, – просто хочу узнать тебя поближе.

Я думала, что он наклонится и хотя бы чмокнет меня в щеку. Вместо этого он просто ушел, махнув рукой и бросив через плечо: «Увидимся в понедельник!» Он даже не спросил мой номер телефона. Я стояла с открытым ртом, провожая его взглядом. Скрестив руки и опершись о стену, улыбнулась. События этой ночи стали постепенно укладываться в голове, хотя была там и доля удивления: как радикально может поменяться все в жизни, стоит лишь выйти из дома.

Завибрировал телефон.

Алфи: Эй! Как жизнь? Надеюсь, у тебя все хорошо там, на юге.

Его сообщение пришло слишком поздно. И было совсем непохоже на его обычную манеру. Не было поцелуев в конце, никаких шуток, ничего личного. Он такое сообщение может своей бабушке отправить. Никаких извинений за то, что молчал целую неделю. Сердце пронзила острая боль – я знала, что значит это сообщение. Алфи начал разрывать наши отношения. Я перечитывала его опять и опять, надеясь выцепить какое-нибудь тайное послание, которое появится, стоит лишь сильнее сощурить глаза. Но ничего не было.

Нам нужно отпустить друг друга, Амели. Нам надо прекратить вести себя как пара.

Само время получения его сообщения было невероятным и космическим совпадением. Я только что встретила Риза и чувствовала себя растерянной и виноватой, а тут – БАМ! – пишет Алфи. И отпускает меня. Освобождает…

…Освобождает, чтобы я могла разрушить свою жизнь.

* * *

Ты встаешь, и она за тобой. Снова в этой душной комнате, где я плакала на сцене столько месяцев назад. Протягиваешь ей руку, и она берет ее. Обнимаешь ее и целуешь в макушку. Я сжимаюсь, подтягиваю ноги к груди и поглубже натягиваю на лицо капюшон; меня съедает дикая зависть.

Ты проходишь мимо. Я надеюсь, что ты не заметишь меня. И надеюсь, что заметишь. Подходишь ближе, одергивая свой бутылочно-зеленый жилет. Внезапно я ненавижу тебя. Это чувство поглощает меня с головой. Боже, как же я тебя ненавижу! Как я не понимала этого раньше? Чувствую это буквально физически, на кончике языка. Все те вещи, что ты сделал со мной, всплывают в голове. Поднимаю на тебя взгляд в знак протеста, но, разумеется, ты меня игнорируешь. Сволочь.

Протест превращается в боль. В глазах стоят слезы. Прекрасно, я снова собралась реветь на публике. Только этим и занимаюсь с переезда сюда. Пытаюсь проморгаться, глядя на потолок. Как только убеждаюсь, что слезы не потекут, заставляю себя оглядеться по сторонам, чтобы отвлечься. Все вокруг едят, разговаривают, смеются, не распадаются на части из-за переизбытка чувств и не унижаются на людях. Я моргаю снова и снова, концентрируюсь так сильно, что не осознаю: ты стоишь прямо передо мной. Я дергаюсь назад.

– Риз?

– Эй, не хотел тебя напугать. – Ты наклоняешь голову, стараясь выглядеть заботливым. – Все в порядке? Выглядишь… не очень.

Не могу дышать. Не могу поверить, что ты здесь, что разговариваешь со мной, словно тебя заботит мое самочувствие, словно я снова сто́ю твоего внимания. Оглядываюсь по сторонам. Она стоит у двери в ожидании и смотрит на меня как на самое жалкое существо на свете. Я такая, сама знаю.

– В порядке, – заикаюсь я, – с чего бы мне быть не в порядке?

Ты садишься на стул. Смотришь на меня так, будто стал самим собой. Таким, каким уже давно не был.