— Меня ждала Имми.

— На примерку платья. Конечно, что могло быть важнее? Как все прошло?

— Примерка? — Она нахмурилась, удивляясь вопросу. — Отлично. Обошлись без оборок. — Честно говоря, Энди с трудом вспоминала платье, возбужденный разговор Имми об угощении, цветах, музыке. Ее чувства были в полном смятении после ночи с Кливом. Казалось, он умирал от голода, а она насытила его, наполнила собой. Как белка, собирающая орехи на зиму, Энди хранила в памяти каждое прикосновение его рук, губ, языка.

Подшивавшая подол портниха подняла голову, когда слеза упала ей на руку. Энди придумала оправдание, рассказав Имми о воспоминаниях детства: разве они могли представить, какой красивой невестой она станет.

На самом деле ее слезы были о Кливе, до сих пор отчаянно влюбленном в Рейчел, и о ней, потому что он навсегда останется ее единственной любовью.

Поняв, что Клив говорит о чем-то, она спросила:

— Разве это имеет значение?

— Думаю, придется забыть о платье, если ты сохранишь ребенка.

— Если… — Она не заметила, как вскочила на ноги.

— Разве поэтому ты никому не сказала? — возмутился Клив, не дожидаясь ответа. — Почему ты прячешься ото всех в этом разваливающемся, похожем на праздничный торт доме? Почему скрываешься?

— Нет… — У нее пересохли губы, и слова застревали в горле.

— Мне в голову не приходило… — Он смотрел в небо, словно ища ответа. — Как ты могла пойти на такой риск?

— Риск? — Она сделала шаг назад, и если бы он не поддержал ее, то упала бы. Выпрямившись, она стряхнула его руку. — В тот вечер я думала только о тебе, потому что ты рассыпался прямо на глазах. Никаких контрацептивов, предохранений. А с тех пор я боялась только одного — новость станет последней соломинкой, которая сломает тебя. Теперь сомнениям пришел конец — ты станешь отцом. Тебе придется жить с этим.

— Энди…

Он протянул ей руку, но она отпрянула. Энди не хотела возвращаться в дом, полный пауков, опутанный паутиной. Она развернулась и бросилась в сад, продираясь через густой кустарник и высокую траву в поисках старой беседки со скамейкой, где они любили сидеть с Имми. Для роз было еще рано, но бутоны уже набухали. Через пару недель воздух будет напоен их ароматом.

Клив прижал руку к сердцу, чтобы успокоить отчаянный стук, и глубоко вздохнул. Миранда Марлоу носит его ребенка. Словно время повернуло вспять — ему снова двадцать четыре, самая красивая девушка в его объятиях, он готов покорить мир. Ему хотелось кричать, чтобы весь свет узнал об этом. Однако прежде всего надо подумать о Миранде, о том, каково ей. Проведя рукой по лицу, он стер улыбку и отправился искать ее.

Хотя краска облупилась, обнажив серебристое дерево, скамейка выглядела надежной. Энди сидела с закрытыми глазами, вытянув ноги вперед. Она слышала, как Клив с проклятиями продирается сквозь заросли. Он не окликал ее, справедливо полагая, что она не ответит. В конце концов он набрел на беседку. Скамейка пошатнулась, когда он уселся рядом.

— Прости меня.

Энди не открыла глаза.

— Не извиняйся, Клив. Мне от тебя ничего не надо. Мне почти двадцать пять. Ребенок не разрушит мою жизнь. — Для нее это дар. — Можешь быть свободен.

— Я не об этом… Посмотри на меня, Миранда. Ей было легче не видеть его, но она повернула голову.

— Ты оцарапал щеку.

Он провел рукой по лицу, на пальцах остались капли крови.

— Розы никто не обрезал уже много лет.

— София любила свой сад, — сказала Энди, достала бумажную салфетку и протянула ему, преодолев желание самой протереть царапину. — Жаль, что сад так запущен.

— В усадьбе больше проблем, чем запущенный сад. — Он прижал салфетку к лицу и убрал, не глядя, в карман. — Прости меня, я не имел в виду…

— У тебя были основания подумать, что я сбежала, но это не так. Я ушла утром потому, что хотела избежать неловкости, когда люди не знают, что сказать друг другу.

Она лежала в его объятиях до рассвета, не двигаясь, не желая будить его, оттягивая, сколько возможно, момент расставания. Он повернулся, стянув с нее одеяло. Энди замерла, боясь, что он проснется. Клив спал, уткнувшись лицом в подушку. Его грудь тихо вздымалась во сне. Она могла бы смотреть на него до бесконечности, но она встала, написала записку и ушла.

— Я собирался позвонить тебе с Кипра. — Он коснулся ее руки. — Несколько раз поднимал трубку.

Значит, она была права.

— Мы дружим много лет, Клив. Мне не нужны слова. Я рада, что оказалась рядом в нужный момент.

— А теперь я нужен тебе. — Он охватил ее ладонь длинными прохладными пальцами. — Какие здесь требования закона?

— Закона? — нахмурилась Энди.

— Как скоро мы можем пожениться?

Крепко зажмурив глаза, Энди покачала головой и выдернула руку.

— Нет!

— Ребенку нужны оба родителя, Миранда. Ты не можешь растить его одна. Либо мы делаем это сейчас, когда он еще не появился на свет, либо тащим его с собой в приходскую церковь.

— Я не одна. У меня есть семья, которая поддержит меня.

— Семья, которой ты не сказала о нашем ребенке.

Наш ребенок…

Слова грели душу. Клив предлагал ей все, о чем она когда-то мечтала. Он обещал любить ее и заботиться о ней до конца жизни. Именно так она это представляла в восемнадцать лет, когда они сбежали с праздничной вечеринки, и в тени сада его поцелуй обжег ей губы, а его прикосновения творили что-то немыслимое с ее телом. Все бы случилось тогда, если бы не ломившаяся прямо на них сквозь кусты Пози, совершенно пьяная от шампанского, которое она пила втихаря от взрослых.

Но все было иначе. Она должна честно признаться, что все было иначе. Она сама бросилась в объятия Клива, и он с энтузиазмом подхватил ее. Тем летом Энди подстерегала его, когда он прилетал на завод. Были еще горячие поцелуи украдкой, но он никогда не ухаживал за ней, не приходил в дом, не приглашал на свидания. Их отношения оставались тайной, а для Клива не более чем флиртом.

Обещания останутся пустыми словами: их будет связывать только ребенок и его успехи — первые шаги, первые слова, первый день в школе. Ей скоро исполнится двадцать пять: она уже достаточно взрослая, чтобы не обманывать себя юношескими мечтами. Надо жить в реальном мире, а реальность такова, что Клив все еще любит погибшую жену. Ее ребенок будет лишь подменой ребенка, которого носила Рейчел.

Это не мечта, а настоящий кошмар.

Она подняла голову.

— Ты прав в одном. — Она обвела рукой сад и дом. — Я действительно сбежала сюда. Ты же знаешь, как бывает, когда люди работают вместе. Тебя стошнило один раз — отравление, второй раз — они смотрят на календарь, стараясь вспомнить, с кем видели тебя в последний раз. — Энди глубоко вздохнула и посмотрела на Клива. — Я никому не сказала о ребенке потому, что хотела сама сообщить тебе новость, не дожидаясь, когда начнутся сплетни, подмигивания, шушуканье по поводу того, кто этот счастливец.