— В конце концов, теперь выяснилось, что вы не были жертвой шантажа, а значит, никакой долг не заставляет вас помогать мне в расследовании.

— Вот уже много лет никакой долг не мог заставить меня пошевелить и пальцем. Я давно считаю абсолютно бессмысленными подобные стимулы. Однако время от времени я совершаю кое-какие поступки, повинуясь любопытству и… Проклятие! — Маркус сморщился, ударившись ногой обо что-то большое и твердое.

— Осторожно, милорд! — Ифигиния выше подняла свечу. — Эта комната сейчас несколько загромождена.

— Я уже понял.

Пламя свечи бросало пляшущие тени на стены комнаты, заваленной фрагментами скульптур, погребальными масками, урнами со странными рисунками и огромными амфорами. Еще более причудливой выглядела мебель. Возле окон стояли кресла на когтистых звериных лапах, головы грифонов украшали подлокотники. Массивный греческий диван, обитый зеленым бархатом с ниспадающей зеленой бахромой, красовался перед камином. Столики, размещавшиеся по обе стороны дивана, были богато декорированы мраморными головами львов и сфинксами.

В неверном свете свечи комната казалась чувственной и языческой.

— Я уже говорила вам, что мы с кузиной недавно возвратились из путешествия, — пояснила Ифигиния. — Я привезла оттуда немало подлинников.

Маркус опустил глаза на обломок мрамора, который безнадежно испортил узкий нос его изящного лакированного ботинка. Свет тонкой свечи в руках Ифигинии позволял разглядеть в этом куске фрагмент скульптуры, изображавшей какое-то крылатое мифическое существо.

— А это что за дьявол?

— Я купила его в одном римском магазинчике. — Ифигиния поставила свечу на столик. Раздался слабый скрежет. Маркус понял, что она зажигает лампу. — Просто прелесть, не находите? В том же магазине я приобрела еще несколько не менее интересных вещиц. Особенно я люблю этого римского центуриона.

Римский центурион был полностью обнажен, если не брать во внимание шлем, щит и меч, отметил про себя Маркус.

— Похоже, вы перевезли в свою библиотеку целый археологический раскоп, — произнес он вслух.

— Признаюсь, мне очень приятно, что моя коллекция производит такое впечатление. — Ифигиния с гордостью оглядела свои сокровища. Ее тонкие пальчики в белой перчатке любовно скользнули по руке обнаженного центуриона. — Такие произведения одновременно будят чувства и стимулируют работу мысли. Вы не находите?

Маркус не мог отвести глаз от изящных пальчиков, нежно обрисовывавших мраморные мускулы статуи. Он, в отличие от центуриона, не был изваян из камня…

— Что вы собираетесь делать со всем этим, миссис Брайт?

Ифигиния задумчиво прислонилась к статуе, облокотившись на мраморное плечо центуриона и подперев рукой подбородок.

— Я пока точно не знаю. Сейчас я просто изучаю эти фрагменты и делаю эскизы.

— Вы изучаете их?

Он не отрываясь смотрел на белые юбки Ифигинии, ниспадавшие вдоль обнаженного бедра мраморного центуриона, и почти физически ощущал прикосновение легкого шелка к своей коже.

— Вообще-то я хочу издать фундаментальный каталог, где будут представлены основные темы и архитектурные образцы античности. Моя книга станет наглядным пособием для воссоздания античного интерьера дома и соответствующего украшения его фасада, — с увлечением говорила Ифигиния. Ее зеленые глаза сияли воодушевлением. Не отдавая себе отчета в том, какое впечатление производит, она теснее прижалась бедром к статуе.

— Понимаю.

Возбуждение становилось почти невыносимым. В отчаянной попытке успокоиться Маркус распустил галстук и глубоко вздохнул… Голову туманил аромат розовых духов Ифигинии.

— Большинство проектов, выдаваемых за точные копии классических образцов, являются грубейшим искажением оригинала или же вообще не имеют с ним ничего общего.

— Я замечал.

— Неужели? — Она признательно взглянула на своего собеседника.

— Да.

Его взгляд скользил по нежной округлости ее бедра, там, где ее горячее тело касалось холодного мрамора. Кажется, много лет Маркус не был так близок к тому, чтобы окончательно потерять власть над собой.

— Моя книга будет содержать подлинные изображения и эскизы оригинальных античных образцов — вроде тех, какие вы видите здесь. — Ифигиния грациозно указала на заполнявшие комнату экспонаты. — Тогда люди, стремящиеся следовать моде и оформить свой дом в классическом стиле, будут твердо уверены, что архитекторы и декораторы точно следуют заказанному ими классическому образцу — греческому, римскому, египетскому или этрусскому.

— У вас весьма честолюбивые планы, миссис Брайт.

— Я знаю. Не могу дождаться их осуществления! Весь прошлый год я посвятила сбору и изучению материала, так что представьте, с каким нетерпением я жду начала работы над каталогом!

— Несомненно. — Он смотрел на нежную молочно-белую при свете лампы кожу Ифигинии… Ему захотелось погладить ее.

Маркус шагнул навстречу Ифигинии.

— Но прежде всего дело. — Ифигиния решительно отстранилась от центуриона. — Прежде чем заняться книгой, я должна покончить с негодяем, шантажировавшим тетю. Вы в самом деле уверены, что у вас не будет неприятностей из-за моей игры?

— Как раз напротив. Я абсолютно уверен, что у меня будут сплошные неприятности. — Маркус приблизился и положил свои грубые руки на обнаженные плечи Ифигинии. Ее кожа была сказочно мягкой и теплой.

Ифигиния не попыталась отстраниться. Более того, она казалась загипнотизированной этим прикосновением.

— Маркус?.. Я хотела сказать — милорд! — Она коснулась нижней губы кончиком своего маленького розового язычка. — Я не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за меня, милорд. — Ее голос взволнованно сорвался. Темными бездонными омутами смотрели на него огромные зеленые глаза.

— Я весь в вашем распоряжении, миссис Брайт.

— Вы очень добры ко мне, сэр. Могу я поинтересоваться причиной такой любезности — ведь вы не верите ни единому моему слову?

— Так случилось, что сейчас мне как раз нужна любовница.

Он приблизил свои губы к губам Ифигинии и приник к ним долгим поцелуем, о котором мечтал с той самой минуты, когда впервые увидел эту женщину в бальной зале Фенвиков.

Ифигиния стояла словно громом пораженная. Вряд ли она удивилась бы больше, если бы прекрасный мраморный центурион внезапно ожил и заключил ее в свои объятия.

Настолько не ожидала она ощутить губы Маркуса на своих губах, что на какой-то миг безвольно застыла.

Маркус целовал ее. Его сильные, властные руки лежали на ее обнаженных плечах, и от его прикосновения волны возбуждения пробегали вниз по ее спине.

Знаменитый граф Мастерс, жизнь и привычки которого она досконально изучила, которым так искренне восхищалась и который вот уже целый месяц каждую ночь являлся ей во сне, сейчас целовал ее здесь, в ее собственной библиотеке.