— Что это значит?

Я сделала беспомощный жест, не в силах найти слов. Марк всегда завидовал моим отношениям с людьми вроде Ребекки — ему с трудом верилось, что она может просто сочувственно улыбаться мне, словно я пострадавшая, жертва, которая мелет вздор и которую надо просто выслушать и утешить.

— Господи, Кейти. Как ты не поймешь — Дэвид же мой друг.

— В самом деле?

— Ну, конечно, не лучший друг, но ты же сама понимаешь — он как член семьи.

— И, конечно, останется в ней навсегда. Потому что он тебе теперь… кто там — деверь, кум или сват? И вы ходили пару раз в пивную. А я тут вообще не в счет. Неважно, что он делает со мной.

— А что такое? Что он с тобой делает? Может быть, я чего-то не понял — или ты не досказала?

— Неважно… Сделанного не воротишь. Просто он… Он постоянно третирует меня.

— Чушь собачья.

— Боже мой, Марк! Ты выражаешься совсем как он.

— Может, тебе и со мной тогда развестись? Давай, откажись от всех, кто тебе не потакает.

— Он стер меня в порошок. Все пошло вкривь и вкось — он никогда не будет счастлив со мной…

— Ты не хочешь сходить проконсультироваться? У психотерапевта?

Я хмыкнула, и Марк понял, что невзначай озвучил реплику Симпсона-старшего — в этот миг, пускай недолгий, мы снова стали братом и сестрой.

— Ладно, ладно, — сказал он. — Я совсем не то имел в виду. Что же делать с Дэвидом… Может, мне с ним поговорить?

— Нет. Ни в коем случае.

— Но почему?

Я не ответила: я не знаю почему. Кроме того, я не хочу, чтобы хоть слово из нашего разговора проникло во внешний мир. Мне просто хотелось, чтобы брат зашел хоть на вечер ко мне в гости в мой радужный мыльный пузырь, которому вскоре предстоит лопнуть. Мне хотелось сочувствия, а не содействия.

— Но тебе-то какая разница? Это же будет наш разговор — мужской.

Ну, тут я была готова к ответу. Я уже об этом думала и знала текст назубок.

— Я больше не хочу, чтобы Дэвид был Дэвидом.

— Ах вот оно как. И кем он в таком случае должен быть?

— Все равно кем. Но кем-то другим. Тем, кто любит меня по-настоящему, с кем мне хорошо, кто ценит меня и думает, что я — лучшее, что у него есть.

— Он и так весьма высокого о тебе мнения.

Тут я не выдержала и рассмеялась. Это был не иронический смех и не горький смех разочарованного в жизни человека, хотя в этот миг последний был бы как нельзя кстати. Это был обычный нервный смех. Такого я не ожидала даже от Марка. Лучшая шутка сезона — во всяком случае, за последний месяц. Не могу назвать себя самоуверенным человеком — я сомневаюсь во многих вещах, — но я сознавала каждым атомом своего существа, что Дэвид считает меня далеко не подарком.

— В чем дело? Что я такого сказал?

Успокоилась я не сразу. Потребовалось некоторое время.

— Прости. Дико извиняюсь. Просто меня смешит сама мысль о том, что Дэвид мной гордится.

— А вот я знаю, что гордится.

— Откуда?

— Ну, просто… Сама знаешь.

— Нет. Не знаю, не знаю. В том-то и дело, Марк.

Это была правда — я в самом деле не хотела, чтобы Дэвид оставался прежним Дэвидом. Конечно, желательно, чтобы все оставалось на своих местах: чтобы он пылал отцовской привязанностью к детям, чтобы он оставался со мной в браке, я даже не говорю о его проблемах с весом и со спиной. Просто не хотелось больше слышать этого голоса, этого тона, этого постоянного недовольства. Я хотела, чтобы он стал таким, как я, вот чего я хотела в действительности. Разве это так много, разве этого нельзя хотеть от мужа?

Не успела я вернуться с работы, как Дэвид буквально набросился на меня. Он выбежал навстречу из своего кабинета — это у нас называется «встречей».

— Смотри! — изогнулся он передо мной так ретиво, словно я королева, а он — какой-то полоумный роялист.

— В чем дело?

— Моя спина. Я уже совсем ее не чувствую. Никаких болей.

— Ты ходил к Дану Сильвермену? — Дан Сильвермен — остеопат, которого нам порекомендовали в поликлинике. Я уже несколько месяцев пыталась убедить Дэвида, чтобы он посетил его. Нет, пожалуй, даже несколько лет.

— Не ходил. Никуда я не ходил.

— Так что случилось?

— Я сходил к кое-кому другому.

— К кому же?

— К одному парню.

— Какому парню?

— В Финсбери-парк.

— В Финсбери-парк?

Вообще-то у Дана Сильвермена практика на Харли-стрит.[8]А в Финсбери-парк, насколько мне известно, нет улицы с таким названием.

— Где ты его нашел?

— По объявлению в газете.

— По объявлению? И что же у него за квалификация?

— Ровным счетом никакой.

Произнесено это было с изрядной долей воинственности. Еще бы: медицинская квалификация — единственное, в чем он не может тягаться со мной, а стало быть, эта область заслуживает презрения.

— Так, значит, ты доверил свою спину некомпетентным рукам. Благоразумное решение, Дэвид. Он же тебя искалечил на всю жизнь.

Дэвид снова принялся демонстративно кланяться и сгибаться, принимая разные позы.

— Ты видела когда-нибудь такого калеку?

— До сегодняшнего дня — нет. Но еще никто не вылечивал больную спину за один сеанс.

— Да, естественно, никто не может этого. А вот ГудНьюс смог.

— Что еще за «Добрые Вести»?[9]

— Это его фамилия. ГудНьюс — большая литера «Г» и большая литера «Н», а в целом получается диджей ГудНьюс. Так его имя звучит полностью.

— Так он, значит, диджей, а не доктор.

— Доктор — это его призвание. Просто раньше он работал в клубах и дискобарах, обслуживал вечеринки и прочее.

— Всегда полезно знать, куда потом обращаться с жалобой. Ну ладно. Значит, ты встречался с человеком, называющим себя ГудНьюс.

— Когда я пришел к нему, я еще не знал, что его зовут ГудНьюс.

— Интересно, о чем же тогда извещало его объявление?

— Не помню дословно, что-то вроде: «Болит спина? Вылечу за один сеанс», и потом телефонный номер. И все.