Да если бы не я, засиделась бы ты в девках, если вообще вышла замуж! — грубо проговорила она и села прямо на незаправленную кровать. — О развлечениях цесаревича всем известно, одна ты в облаках витала, мечтая, чтобы он просто взглянул на тебя.

На такие подробности память Софьи была скупа, но симпатия к Игорю у девушки точно имелась… Наверное, для молодых, неокрепших девичьих умов он был кем-то вроде мегапопулярной рок-звезды. Или там какого-нибудь нефтяного магната. Вот на него все и западали.

И Софья, бедняжка, запала… До определенного и очень трагического момента.

— Я и подсуетилась, как видишь, удачно. Не убыло бы от тебя, с царским сыном помиловаться. Все знают, что девиц замуж опосля выдают!

— Вы! — От гнева, нахлынувшего штормовой волной, в висках зашумело. — Да как вы посмели?!

— Помолчи! — строго обрубила Татьяна. — Ты ничего не знаешь о жизни и о том, как горька девичья доля! Мне уже почти сорок, а я так и не познала семейного счастья. Не подержала у груди свое дитя! Не хочу, чтобы ты прошла через всё то, через что прошла я!

— Возможно, вы хотели как лучше, но методы, тетушка, у вас грязные, — в тон ей ответила я. — Вашими стараниями теперь я знаю о предательстве.

Я вовремя прикусила язык, чуть не сказав о том, что ее стараниями также погибла настоящая Софья. Нет, пока во всем не разберусь, никто не узнает о том, что место ее племянницы заняла Маша Семенова.

— Тебе радоваться надо, что замуж отдают за молодого, богатого, а что магии в тебе нет, так это уже не твоя забота. Будешь умной девкой, позволишь мужу заиметь ребенка от магички на стороне, да признаешь как своего!

— Что?! — Я опешила не от того, что мне гипотетического бастарда навязывают, а от рассуждений Татьяны. По ее мнению, что, колдуны на дороге валяются?

Вон даже у такого сильного рода как Вяземские детей одаренных нет.

— Ты помолчи и все же меня послушай. — Татьяна грустно усмехнулась. — Я тебе не враг, Софьюшка, а уж окроме меня правды тебе никто не скажет.

Словно мне нужна ее правда.

— Ликом ты не дурна, да и приданое за тобой сам батюшка император дает: ни много ни мало двадцать тысяч золотых! Станешь с мужем ласковой, все меж вами и наладится.

— Конечно, дело же в ласке, а не в том, что я навязанная невеста, — ядовито отозвалась я, вернув себе дар речи. — Ласково придушит в порыве страсти.

И пойдет делать бастарда.

— Глупая! Князь Воронцов с тебя пылинки сдувать будет, не посмеет чего дурного сотворить. Сам император проследит за тем, чтобы жизни твоей ничто не угрожало.

О да, этот-то проследит!

— Значит, вы понимаете, что жених не рад мне настолько, что у него возникнет желание причинить мне боль? И все равно настаиваете на свадьбе? И вот кто вы после этого?

— Тетя твоя, детка. Желающая тебе добра, — мило улыбнулась старая дева. Не сказала бы, что сильно старая, да и не дева, а самая настоящая ведьма! — Только добра, позже еще поблагодаришь.

— Да скорее земля с небом местами поменяются, чем я вас поблагодарю! — в сердцах воскликнула я, сжимая кулаки от бессилия что-либо изменить.

— Ах молодость, молодость… Чрезмерная порывистость, горячность, — мечтательно прикрывая глаза, пропела Татьяна. — Но… время не ждет. Умывайся и приходи в сиреневую гостиную. Швеи уже ждут.

— А вы не боитесь, что я расскажу князю?

— А и расскажи, — поднимаясь, беспечно кивнула интриганка. — Расскажи, как тетка Татьяна сыграла на пороках цесаревича. Да только он тебе не поверит. Императорская семья для князя Вяземского безгрешна и любое кривое слово в их сторону обойдутся тебе розгами. Ты же не хочешь на собственной свадьбе сидеть, кусая от боли губы?

Не дожидаясь ответа, громко позвала:

— Беляна! Поди скорее сюда! Помоги княжне!

— Ух, змея! — Меня такая злость взяла, что перед глазами зарево встало. Опомнилась только когда поняла, что «тетка» давно ушла, а предо мной стоит испуганная служанка.

Пришлось брать себя в руки. Незачем пугать ни в чем не повинную девушку. Приветливо ей улыбнувшись, позволила помочь мне умыться и одеться, хоть с первым и сама бы неплохо справилась. Но княжеская доля — она такая.

Сопроводив меня в Сиреневую гостиную, где по стойке смирно стояли швеи и их помощницы, Беляна не ушла, осталась прислуживать мне за завтраком.

Я бегло осмотрела просторную комнату: огонь, уже почти погасший в закопченном зеве камина, широкая, расписанная красками ширма с изображением сакуры, роняющей на ветру нежные лепестки, бесчисленные платья на вешалках… Взгляд то и дело возвращался к «родственнице». Что-то меня царапало в этой картине…

«Тетя» вольготно расположилась на софе у камина и уже пила чай. Ждать племянницу, чтобы позавтракать вместе, не стала. И это тоже неприятно царапнуло. Воспоминания Софьи об этикете подсказывали, что будь она хоть трижды родственницей, обязана выказывать уважение к той, чей титул выше. Я — княжна, Татьяна — кузина почившей княгини, дочь обнищавшего барона. По положению много ниже меня, а ведет себя так, словно в этом доме она хозяйка.

Даже не встала при моем появлении, но, если верить энциклопедии чужих воспоминаний, была обязана. Хотя бы при посторонних. И пусть мне, Маше, на этикет фиолетово, но для Софьи соблюдение условностей было важным. Впрочем, будь она сейчас здесь, молча бы проглотила очередную обиду.

— Наконец-то, — недовольно произнесла «тетя». — Беляна, нужно быть расторопнее. У меня нет времени торчать здесь полдня!

Ну и не торчи.

— В следующий раз накажу! — швырнула в девушку, как камень, угрозу.

Еще и служанку мою отчитывает… Слишком хорошо устроилась.

— Простите, — опустившись в низком, почти раболепном поклоне, выдохнула Беляна.

Ну знаете ли…

— Все — вон! — прорычала я, не хуже огнедышащего дракона. Огнем еще плеваться не начала, но, если это утро продолжится в такой же тональности, точно в кого-нибудь плюну. Например, в Татьяну. — Беляна, останься.

— Софушка?

Швеи при моем приказе дернулись, но уставилась на «тетку», явно ожидая ее реакции.

— Вон!!!

Второе «вон» уже благотворнее подействовало на их моторику. Выбегали дружно, толкаясь в дверях и торопясь друг друга обогнать.

И тут наконец соизволила подняться Татьяна.

— Софья… — багровея, начала она.

— По какому праву вы отчитываете моих слуг? Еще и им грозитесь. Беляна служит мне и, смею напомнить, жалованье ей платите не вы. Впрочем, вы здесь ни за что не платите…

Не в бровь, а в глаз. Лицо Татьяны исказилось в недовольной гримасе, сделав ее старше лет так на двадцать.

— Я твоя тетя!

Знаем, слышали, проходили.

— Беляна, — я обернулась к