В первый же семестр он не смог сдать зачет не только по высшей математике, но даже по культурологии. После того как количество «хвостов» переросло в немыслимое для деканата число, Антон начал разговор с отцом.

— Отец, я хочу бросить институт. Много сложных предметов, я их сдать не могу.

— Значит, в меня ты пошел, — спокойно сказал Исмаилов-старший. — Мне тоже учеба не давалась.

Антон про себя вздохнул облегченно, он не предполагал, что разговор получится таким простым и быстрым, а отец — понимающим.

— С матерью своей разговаривай сам.

Домна заплакала, когда услышала, что Антон бросает институт.

— Сынок! У меня была одна надежда, что ты выучишься и станешь человеком.

— Вы, женщины, все преувеличиваете, — отмахнулся Антон.

— А как же армия? Тебя могут в армию забрать!

— Отец сказал, что решит этот вопрос, выкупит меня у военкомата.

— Главное, чтобы он не выкупил твою душу, — продолжала плакать Домна.

— Не плачь, мама, я буду работать с отцом, и у меня будет много денег.

Домна понимала, что это за деньги и как они достаются Исмаилову, Мухаб не стеснялся обсуждать дела и дома, и она часто слышала его разговоры с подельниками. У нее ведь только ноги больные, а слышит она хорошо, да и видит тоже, поэтому и знает то, что ей не надо знать совсем. И у нее так болит сердце за сына.

Герман Николаевич хохотал от души.

— Никогда бы не подумал, что человек с фамилией Рабинович может быть экспертом в культурологии.

— Да почему? — удивлялась Евгения. — И вообще, что вы привязались к Рабиновичу?!

— Я? Привязался? — От смеха у него выступили слезы.

— Хорошо, пусть Рабинович, это смешно, правда, почему, не понимаю. А Лотман — вам не смешно? Он тоже по национальности как Рабинович, и у него целый ряд исследований по декабристам, Пушкину, Лермонтову.

— Вот не попал бы с вами в плен, госпожа Шумская, не обогатился бы знаниями о Лотмане и Рабиновиче. Тихо!

Евгения замерла. Ключ в замке гаража поворачивался едва слышно, тоненький лучик света, как лезвие бритвы, прорезал тьму, и в помещение вошли трое. Антон был среди них, и выражение лица у него было тоскливое. Евгения, еще сомневавшаяся в том, тот ли это студент, что не сдал ей культурологию, уверилась окончательно — он.

Она хотела было спросить: «Антон, что ты тут делаешь? Что все это значит?», но вовремя зажала себе рот рукой.

Двое других мужчин были явно старше Антона, но держались отстраненно, словно пришли выполнять рутинную работу.

— Ну, что, граждане, расскажете? Как ваша температура? Как ночной сон? Что беспокоит? — Архипов говорил так спокойно, будто действительно вел прием больных.

— Вы с ума сошли? — зашептала Евгения. — Зачем вы их злите?

— А может, им и правда медицинская помощь нужна? — так же тихо ответил Герман.

Антон и двое мужчин молча прошлись по гаражу, словно высматривая, не проходит ли там пограничная полоса. Бывший студент старался не смотреть в сторону пленников и разговаривал только с мужчинами.

— Ну что, пакуем? Отец сказал доставить в целости и сохранности.

— А у нас есть варианты?

— Машину подгоняйте.

Архипов и Шумская поняли, что их сейчас куда-то повезут.

— Может, попробовать кричать? — шепнула Евгения и посмотрела на Архипова, он приложил палец к губам.

— Не надо. Сделаете только хуже.

Мужчина, что был ростом повыше, подошел к пленникам, заклеил им липкой лентой рот, завязал глаза, а потом только отцепил наручники от батареи.

Евгению вывели из гаража, посадили в машину, машина мягко тронулась.

«Ну, попала! Попала! Что же делать? — лихорадочно размышляла Шумская. — Интересно, полиция нас уже ищет? Родные должны подать заявление в полицию, в розыск. Да и на работе потеряли. И Архипова тоже должны хватиться. Зачем мы преступникам? Зачем им я? А вдруг потребуют выкуп?»

Денег у Шумской не было, они жили скромно. Единственный, кто в семье не экономил, — это сын.

Неожиданно Евгении вспомнилась статья о наскальных рисунках, обнаруженных на плато Тассили в Сахаре, где были изображены таинственные человекоподобные существа и большой сферический объект. Все находки указывали на то, что существа из другой реальности брали людей в плен, и больше пропавших никогда не видели. Тогда она приняла статью за очередную фантастическую гипотезу, которыми наполнен творческий мир. Все происходящее сейчас тоже казалось глупым и чудовищным вымыслом, хотелось верить, что машина через пару минут остановится, их с Архиповым освободят, и люди вокруг будут аплодировать, смеяться и кричать, как это бывает по телевизору.

— Розыгрыш. Программа «Розыгрыш»!

Но ничего этого не произошло, машина ехала долго, и в салоне все молчали. Евгения слышала только шум двигателя, похожий на рокот.

— Все, приехали, — наконец сказал один из мужчин.

Кто-то схватил ее за плечо и куда-то потащил. Снова появился запах медикаментов, и она поплыла, поплыла в розовый туман, чувствуя, как наконец освободили рот и глаза. Последнее, что Евгения помнила, — это вопрос, который ей хотелось задать то ли себе, то ли похитителям. «Где доктор Архипов?» Но сформулировать вопрос вслух не было сил.

Конечно, ни Шумская, ни Архипов не видели, что происходило в одной из комнат загородного дома, куда их привезли.

В высоком кожаном кресле сидел мужчина. Он был очень сердит и кричал так громко, что слюна, вылетавшая из его рта, разбрызгивалась вокруг.

— Вы идиоты? Нет, скажите, вы действительно идиоты? — градус его возмущения зашкаливал, и, казалось, даже кольцо с голубым камнем на мизинце вспыхивает нездоровым светом.

— Не кипятись, уважаемый джан. Мы все уладим. — Мухабу не нравилось настроение заказчика.

— Что ты уладишь? Как?

— Нет безвыходных ситуаций.

— Безвыходных? Да это полная задница! А из задницы только один выход — слиться с дерьмом. Ты теперь дерьмо, ты это понимаешь? Шуму будет на весь город.

— Главное, ты не шуми, дорогой.

— Я за что платил? За что ты получил аванс? Ты сделал работу? Нет. Возвращай деньги, я найду других исполнителей. — Мужчина плеснул себе в стакан виски, отпил и поморщился. — И виски у тебя дерьмо!

— Не надо обижать хозяина, джан, — Мухаб не сдавался.

— Это я тебя обижаю? Да тебя надо было сделать на голову короче, а не выяснять отношения! Я о чем тебя просил? За что деньги платил? — Он еще долил в стакан виски, добавил в него льда, выпил и развязал на рубашке галстук. — Жарко.