— Сходство? С кем? — рассеянно спросил Франц Зандов. Он оперся головой об руку и в глубокой задумчивости смотрел перед собой отсутствующим взором. Вдруг он выпрямился и, видимо, не желая развивать навязанную ему мысль, с раздражением произнес:

— Ее замечание за столом было в высшей степени бестактно.

— Но ведь она не виновата, — возразил Густав. — Очевидно, она не догадывалась о твоем договоре с Дженкинсом, иначе, наверное, промолчала бы. Девушка просто повторила то, что слышала. Видишь, какой репутацией пользуется твой «деловой друг»!

Франц Зандов презрительно пожал плечами:

— У кого именно? У некоторых сентиментальных немцев, притащивших сюда из Европы свои ограниченные мещанские понятия и не желающих понять, что вся деловая жизнь здесь у нас основана на совершенно иных принципах. Тот, кто хочет здесь преуспеть, должен рисковать, и притом не так, как в Европе, рисковать, не стесняя себя мелочными соображениями. Клиффорд тоже принадлежал к числу боязливых, долго раздумывающих. Мне часто приходилось тратить немало усилий, чтобы подталкивать его вперед. Поэтому-то до моего приезда он и жил в довольно скромных условиях и лишь после того, как управление его делом перешло в мои руки, сделался богатым человеком, а наша фирма стала первоклассной. Кстати, раз мы говорим о Дженкинсе... У тебя было достаточно времени обдумать мои требования, теперь я ожидаю твоего согласия написать ту статью, о которой мы говорили.

— Так ты все еще не изменил своего решения провернуть это дело вместе с Дженкинсом?

— Ну, конечно! Неужели ты думаешь, что я с каждым новым днем меняю свои деловые интересы? Или ты полагаешь, что детская болтовня, которую мы слышали, в состоянии сбить меня?

— Так я не думаю, но именно потому был удивлен, увидев, что ты потупил взор при этой «детской болтовне».

— Густав, берегись! — воскликнул Франц Зандов, с трудом сдерживая раздражение. — Я позволяю тебе больше, чем кому-либо иному, но теперь мы можем всерьез поссориться. Я отлично видел, что ты намеренно запутал агента Дженкинса, чтобы разузнать, какие ему даны инструкции, точно так же я знаю, чьим ушам предназначалось замечание, которое ты сделал мисс Пальм. Но таким путем ты ничего не добьешься у меня. Что я однажды решил, то непременно исполню, и я еще раз предоставляю тебе выбор: «да» или «нет»! Если ты откажешь мне в содействии...

— Ты ошибаешься! — прервал его Густав. — Я уже несколько дней тому назад написал в «Кельнскую газету» и попросил место для длинной статьи, которую, конечно, как вышедшую из-под моего пера, примут очень охотно. По всей вероятности, она появится в следующем месяце.

Зандов изумился. Неожиданная покорность брата удивила его:

— Ты, разумеется, покажешь мне свою статью, перед тем как отослать ее?

— Несомненно! Ты должен прочесть ее от слова до слова.

Омрачившееся лицо Франца Зандова стало проясняться:

— Это мне очень приятно, очень приятно! Мне было бы крайне тяжело, если бы твой отказ привел к разрыву между нами.

— Из-за меня лично или из-за клиффордского состояния, которое ты хочешь закрепить за собой? — спросил Густав с внезапно вырвавшейся горечью.

— Состояние Джесси вовсе не причастно к моему предприятию, — коротко и решительно заявил Франц Зандов. — Оно в основном обращено в надежные ценности, да, кроме того, Клиффорд в своем завещании запретил вкладывать в спекуляции долю наследства Джесси до ее совершеннолетия или замужества. Таким образом, если это успокаивает твою щепетильную совесть, я могу заверить тебя, что твоя будущая супруга ни одним долларом не причастна к затеянному мной делу. Я предпринял его на собственные деньги и на свой риск, а следовательно, и выигрыш, и потери касаются лишь меня одного.

Он встал, чтобы уйти, Густав тоже поднялся:

— Еще один вопрос, Франц: ты участвуешь в этом деле очень большими суммами?

— Половиной своего состояния. Следовательно, тебе должно быть ясно, что успех крайне необходим мне, поэтому меня радует, что в главном вопросе мы согласны друг с другом. Повторяю тебе еще раз: принципиальные люди здесь не выживают, ну, да ты и сам, наверное, скоро уяснишь себе это и согласишься со мной.

— Половиной своего состояния, — пробормотал Густав, следуя за уходящим братом, — это скверно, брат, очень скверно! Значит, нужно действовать очень осторожно!

В гостиной никого не оказалось, когда братья вошли туда, но на террасе стояла Фрида. Она, очевидно, не заметила вошедших, по крайней мере, когда Франц Зандов направился к ней и она обернулась, было заметно, что она только что плакала. Как ни быстро провела она платком по лицу, все-таки ей не удалось скрыть слезы.

В общем, не в обычаях Франца Зандова было проявлять большую деликатность, однако в данном случае он, по-видимому, приписал слезы девушки неприятному эпизоду, разыгравшемуся за столом, и в приливе участия попытался успокоить ее.

— Не смущайтесь своих слез, мисс Пальм, — произнес он. — Вы, наверное, здесь, на чужбине, скучаете по своей родине?

По-видимому, вопреки ожиданию, он угадал истину; во всяком случае, слова Фриды, произнесенные ею дрожащим голосом, прозвучали искренно и трогательно:

— Да, я испытываю невыносимую тоску по родине и дому.

— Ну, это вполне естественно, ведь вы лишь несколько недель здесь, — равнодушно отмахнулся бизнесмен. — Те же самые чувства мучают всех ваших соотечественников, но, поверьте, это скоро пройдет. Если только человеку выпадет на долю счастье в Новом Свете, он охотно забывает Старый и, в конце концов, даже радуется тому, что покинул его. Не смотрите на меня с таким изумлением, словно я сообщил вам нечто невероятное! Я говорю по собственному опыту.

Фрида действительно взглянула на него с недоумением. В ее глазах, еще влажных от слез, засверкали гнев и досада, когда она горячо воскликнула:

— Неужели вы говорите это всерьез, мистер Зандов? Я должна забыть свой родной дом, отказаться от родины даже в воспоминаниях? Никогда! Никогда!

Франц Зандов, очевидно, был несколько удивлен этим страстным возгласом девушки, обычно тихой и робкой, однако на его губах заиграла полупрезрительная-полусострадательная усмешка, когда он произнес:

— Из самых лучших побуждений я советую вам научиться этому. Несчастье большинства немцев здесь состоит именно в том, что они упрямо держатся за прошлое и в результате часто упускают и настоящее, и будущее. Кроме того, тоска по родине — одно из тех болезненных, искусственно вызываемых чувств, которые считаются очень поэтичными и высокими, но в сущности являются обузой в жизни, бесполезным грузом. Тот, кто хочет добиться успеха в Америке, должен иметь ясную голову и зоркие глаза, чтобы не упустить ни одного подвернувшегося благоприятного случая тотчас же использовать его. Посмотрите на себя: вы вынуждены самостоятельно искать средства к существованию, а в таких обстоятельствах вам лучше рассуждать здраво и не позволять себе поддаваться чувствам, не опускать руки.