С Валерой мы с тех пор надолго и не расставались, а вот Петра на своем жизненном пути я как-то потерял.

– Ну здравствуй, Шмаков, – сказал я капитану милиции, протягивая ему свою черную руку.

– Здорово, вечно пьяная обезьяна, – потянулся ко мне обниматься Петр.

Пока мы братались, я заметил разинутый рот и вытаращенные глаза следователя и еще более удивленные глаза водителя.

Но что мне было до этих людей? Я искренне обрадовался Петру, как радуются всякому свидетелю своей молодости и безалаберности.

Мы заехали на дамбу, когда уже начинало смеркаться, и я подумал, что хороших снимков своей цифровой «мыльницей» сделать мне не удастся. Несмотря на все головокружительные достижения науки и техники, правило «чем меньше света, тем дряннее получаются снимки» осталось неизменным и для двадцать первого века.

Но когда милицейский «козел» встал на ровном, ничем не примечательном участке трассы, я понял, что и со светом здесь снимать будет нечего. То есть абсолютно нечего – шоссе, пара булыжников на обочине да прибрежный песок.

– А где труп, Петруха? – спросил я капитана, выбравшись из машины наружу.

– Какой еще труп? – удивился Петр, тревожно озираясь. – Нам не надо никаких трупов, – он покачал головой и пошел к берегу.

Я направился за ним.

Первое впечатление оказалось обманчивым, и между трассой и берегом обнаружился доселе невидимый объект – песчаный холм, обойдя который, я увидел несколько легковушек, перевернутую «газель», машину «скорой помощи», носилки, на которых очень прямо сидел небольшой черноволосый человечек, врачей, в количестве трех штук суетящихся рядом, и самое ужасное – не меньше пяти телекамер на штативах и снующих рядом операторов.

– Сам ты жаба, Васильев, – сказал я вслух. – Эксклюзив называется! Твою мать! Сука!

– Чего ругаешься? – услышал меня Петр.

– Да вон, видишь, коллег набежало. А Валерка эксклюзив обещал, – объяснил я сердито.

– А тебе что, за этот эксклюзив отдельно приплачивают? – заинтересовался Петр, приостанавливаясь. – Я могу устроить. Ведь, пока в дежурке сидишь, всякое услышишь – то наши базарят, то врачи со «скорой», то пожарные…

Я вспомнил непринужденную замену эксклюзивного текста на «исторические парадоксы поэтов Серебряного века» и неопределенно хмыкнул.

– Ну, честно говоря, у нас эксклюзив действительно не жалуют, но теоретически, если бы я здесь один тусовался, можно было в другие газеты хотя бы снимки запродать, – объяснил я.

– A-а, то есть это все теоретически, – разочарованно произнес Петр и зашагал дальше.

Я пошел следом, спотыкаясь на невидимых в сумерках песочных кочках.

За машиной «скорой помощи» оказался спрятанным еще один милицейский «козел», местного РОВД, а возле него давал комментарии журналистам какой-то белобрысый тип в штатском, как я понял – пресс-секретарь районной администрации:

– …не будем забегать вперед. Не надо нагнетать и тем более будоражить. Пока это все.

– Сколько эпизодов вы уже насчитали? – выкрикнула молоденькая девчушка в кепке с эмблемой местного радиоканала. В надежде на ответ девушка принялась яростно толкаться, тщетно пытаясь пропихнуть миниатюрный микрофончик на скромной штанге к самой физиономии комментатора. Ей откровенно мешали сразу три плечистых звукооператора федеральных телеканалов, устроившие натуральную стенку из своих громадных микрофонов, больше похожих на швабры.

– Давайте без конкретики, следствие только началось. Честно говоря, нам и самим ничего не сообщается, – ответил белобрысый, испуганно косясь на микрофоны, колыхающиеся в сантиметре от его лица. Потом он, видимо, пожалел девчонку и открыл свою папочку, которую держал в руках: – Могу сказать, что подобных эпизодов в прошлом году не было ни одного, а в этом можно предположить схожие мотивы в пяти случаях в трех районах города, – медленно прочитал он и решительно захлопнул папочку. Дескать, хорошего понемножку.

В этот момент из папки выпали несколько листочков, и комментатор потянулся за ними к земле. Атлеты с микрофонами, действуя на автомате, проводили его губы своими швабрами, но, выпрямляясь, белобрысый потерял равновесие, сильно отклонившись назад.

Три микрофона синхронно впечатались комментатору в челюсть, и три оператора возле телекамер синхронно, с одинаковым возгласом «бля!», сорвали с себя наушники.

От мощного удара пресс-секретарь сел на задницу, вытаращив от изумления глаза.

– Да вы охренели, что ли?! Блин, твою мать, уроды какие-то! Пошли вон отсюда! – заорал он в снова услужливо пододвинутые к самому лицу микрофоны.

Один из атлетов обернулся к своему корреспонденту:

– Саня, это пишем или ну его на фиг?

– На фиг, сворачиваемся, – послышался ответ, и журналисты, как по команде, побежали к своим машинам.

Девочка с радио осталась на месте и, воспользовавшись ситуацией, присела рядом с пресс-секретарем:

– У нас прямое включение через тридцать секунд, – нервно улыбнулась она прямо в лицо поверженному мужику. – Можете ли вы все-таки ответить нашим радиослушателям, почему информация о серийных похитителях утаивалась от общественности и прессы?

Белобрысый, не вставая с земли, протянул руку к микрофону и с очень странным выражением на лице спросил у девушки:

– Прямой эфир уже идет?

Корреспондентка посмотрела на свой мобильный телефон и кивнула:

– Пять секунд, три – все, начали!

– Уважаемые радиослушатели, – проникновенно начал пресс-секретарь. – Как же вы все заебали нас своими идиотскими вопросами! – заорал он вдруг во все горло, после чего швырнул микрофон мне под ноги, вскочил с земли и рысцой побежал к милицейскому «козлу» РОВД.

– Эк его тряхнуло, бедолагу, – посочувствовал кто-то из милиционеров.

Я поднял микрофон и не удержался от пары слов:

– Уважаемые радиослушатели, вы прослушали ответ пресс-секретаря Кронштадтского территориального управления на ваши интересные вопросы. Задать другие интересные вопросы вы можете по телефону, указанному на экранах ваших радиоприемников, после зеленого сигнала. Пип-пип-пип…

Девушка вырвала микрофон у меня из рук, сказала мне: «Мудак ты, Зарубин, и газета у тебя мудацкая» – и побрела к своей машине, с трудом вытаскивая из песка ноги в туфлях на длиннющих шпильках.

– Кто такая? – спросил меня Петр, провожая девицу заинтересованным взглядом.

– Не поверишь, но я ее не знаю, – честно ответил я, тоже пристально разглядывая точеную попку девушки.

– Да ладно врать-то, – усомнился Петр. – Она-то тебя знает. Просто ничего девочка, мне как раз такие маленькие и худенькие нравятся. Очень нравятся, – добавил он, повернувшись ко мне.