— Облака-то нынче не белые, верно, миссис Винтер?

И Мария, заслышав это, уже собралась вскочить и рвать на себе одежду.

— Сидеть, — рявкнул Харди, — не то привяжу!

Не понижая голоса, миссис Грант осведомилась:

— Кто именно увидел эти огни?

— Престон — вот там сидит, — поспешил дать ответ мистер Синклер. — Он и увидел.

— Да, это правда. Я же не выдумываю. — Круглолицему, солидному мистеру Престону словно не хватало воздуха.

— В какой стороне? — светским тоном поинтересовалась миссис Грант, словно выясняла дорогу к отелю. — Постарайтесь вспомнить.

Мистер Престон заметно приободрился:

— Пять румбов от ветра.

Харди научил нас использовать деления циферблата и стрелки часов, чтобы определять местоположение объекта относительно направления ветра или курса судна, поэтому все мы, получив точные сведения, разом повернули головы, будто надеялись что-нибудь высмотреть справа по носу. В голосе миссис Грант всегда звучала неослабная весомость, авторитетность, которая переходила на любого, к кому она обращалась, а мистеру Престону, как я поняла, только и требовалось уважительное внимание к его словам.

Но тут вмешался Харди.

— За последний час направление ветра изменилось на сорок пять градусов. — И он махнул рукой совсем в другую сторону.

— Ох! — вырвалось у Престона, который приуныл, боясь лишиться доверия. — В конце-то концов, я же бухгалтер, а не моряк, но люди моей профессии славятся своей четкостью. Я приметлив, да и память — как у слона. Это вам любой подтвердит, кто меня знает. Говорю, что видел огни, — значит, видел.

— Минуту внимания! Слушайте все! — выкрикнула миссис Грант. Меня удивило, что у нее вдруг прорезался такой громоподобный голос: до сих пор ей вполне хватало даже шепота, чтобы диктовать свою волю. — Мистер Престон видел огни вот там. — Она кивнула в ту сторону, куда указал Харди. — Нам нельзя терять бдительность. Вы должны установить наблюдение, мистер Харди. Думаю, нам следует разделиться на вахты по четыре человека, чтобы каждый в течение часа просматривал свой сектор в девяносто градусов.

А дальше она сама разделила всех пассажиров на девять смен, освободив, разумеется, от этой повинности мистера Харди, а также Ханну и себя: дескать, у них будут обязанности более общего свойства, но в крайнем случае они смогут встать на замену. Мистер Харди выслушивал эти распоряжения с каменным лицом: не иначе как ему претило идти на поводу у женщины.

Все утро кто-нибудь да порывался расспросить мистера Харди насчет тех огней, но он отмалчивался. Наверное, был оскорблен, что миссис Грант с ним не посоветовалась, распределяя новые обязанности. «Теперь уже скоро», — твердил он, оставляя нашему воображению рисовать картины ближайшего будущего. Вначале я решила, что он имеет в виду появление судна, которое возьмет нас на борт, но потом, когда меня обдало морскими брызгами, мне подумалось, что речь идет о дожде, который долго собирался, но так и не пролился с небес. И лишь совсем недавно, недели две назад, я сообразила, что говорил он совершенно о другом: о назревающем соперничестве между ним и миссис Грант, о кризисе власти, а возможно, о прояснении умов: люди очень скоро сообразят, что почем, и вернутся под его командование, — но тогда у меня не было оснований для подобных выводов.

На завтрак мистер Харди роздал галеты, а когда пустил по рядам жестяную кружку с питьевой водой, предупредил, что этого объема должно хватить на троих. Я выпила ровно столько, сколько мне причиталось, но так поступили немногие. Харди угрюмо наблюдал, как люди вырывают друг у друга кружку, расплескивая драгоценную влагу.

— Как дети, право слово, — упрекнул он.

С этого момента он сам отмерял норму на одного человека и вручал ее каждому в отдельности.

Когда миссис Флеминг опять стала вслух размышлять, что же могло статься с ее дочкой, Изабелла воскликнула:

— Она имеет право знать! Я бы, например, не хотела, чтобы от меня скрывали правду.

И хотя миссис Грант сделала строгое замечание Изабелле, которая сама не ведала, что говорит, мистер Престон не сдержался:

— А ведь я тоже это видел.

Тут миссис Флеминг вскочила со своего места и, спотыкаясь о наши ноги, пробралась к Изабелле и мистеру Престону. Дергая их за рукава, она сыпала вопросами:

— Что? Что вы видели? В какую шлюпку ее посадили? Ведь не в ту, которую спустили следом за нашей? Не в ту, что перевернулась?

Мистер Престон прикусил язык, нервно стреляя глазами от миссис Флеминг к миссис Грант.

— Ну же, черт бы вас побрал! Начали — договаривайте! — визжала миссис Флеминг, и ее сломанная рука неестественно болталась из стороны в сторону. — Следующая за нами шлюпка перевернулась. У меня на глазах. Так были в ней Эмми и Гордон или нет?

— Там, как бы это… — замямлил мистер Престон.

— Давайте выкладывайте, — вмешался мистер Хоффман. — Где ваша хваленая четкость?

— Вот именно, выкладывайте! — надрывалась миссис Флеминг, поднимаясь со дна шлюпки, где, несмотря на все наши усилия, хлюпала вода.

Я обхватила ее, пытаясь поддержать, но только Ханне удалось втиснуть миссис Флеминг на сиденье между мною и Мэри-Энн, а миссис Грант заправила ей руку в косыночную повязку и набросила одеяло поверх промокшего до нитки платья, чтобы унять озноб.

— Хуже уже не будет, — бросил мистер Хоффман. — Скажите ей все как есть.

— Вы тоже ее видели? — Безумными глазами миссис Флеминг уставилась на мистера Хоффмана, и тот не стал запираться:

— А как же, конечно видел.

Больше никто не произнес ни слова. А священник совсем сжался внутри своей просторной сутаны при виде этой сцены отчаяния.

Мистер Хоффман заговорил без эмоций:

— Когда нашу шлюпку опустили до середины, а потом зачем-то стали поднимать, девочку задело бортом. И выбросило за ограждение. У меня на глазах она упала в воду. Скорей всего, она утонула.

— Это еще неизвестно, — вставила Ханна. — Откуда нам знать?

— Возможно, ее подобрали, — робко предположил священник, и я поняла, что все не сговариваясь вспомнили, как тянул к нам ручонки малыш в галстуке-бабочке и как Нильссон и Харди били веслами тех несчастных, что цеплялись за нашу шлюпку.

Сотрясаясь в неудержимом ознобе, миссис Флеминг беспрестанно повторяла:

— Благодарю вас, лучше уж знать правду.

А я про себя думала: как можно принимать на веру слова Хоффмана, если на палубе была такая сумятица?

Когда стало смеркаться, случилось нечто необъяснимое: две итальянки, которые до этого молчали, пронзительно вскрикнули и начали судорожно креститься, не разжимая объятий. И только мистер Синклер, инвалид, сумел для нас перевести, что в ответ на их молитвы им было откровение: половина из нас погибнет.