Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задумавшись, Миро закрыл глаза. И не услышал, как вошла Люцита.
— Миро… Миро…
Цыган открыл глаза. Люцита увидела в них боль и растерянность.
— Ну как, съездил к Баро? Невесту повидал? — спросила ревниво.
— Нет, не видел, — ответил Миро, совсем безразлично.
Девушка обрадовалась и этому:
— А я так соскучилась по тебе… так соскучилась… Миро, знаешь, я ради тебя на все готова. Хочешь — буду твоей, только позови…
Миро вздохнул тяжело, глубоко:
— Люцита, говорю тебе, как старший брат сказал бы. Не надо этого. Подстережешь меня, добьешься своего, я первый тебя уважать перестану. И люди осудят.
— Значит, я совсем тебе не нужна…
— Ну почему же не нужна, глупенькая! Нужна! Как сестра, как друг…
— Дурень ты, дурень! Не того я от тебя хочу!!!
— А того, что хочешь, у нас, извини, не получится…
— Из-за невесты?
— Нет, не из-за нее…
Люцита задохнулась от возмущения:
— НЕ ИЗ-ЗА НЕЕ? Так ты успел еще где-то приблудить? Кобель! Черт! — и в бешенстве выбежала из трейлера.
Стало тихо-тихо. Опять вспомнилась Груша верхом на коне. А если закрыть глаза, то вспоминается и мечтается легче.
Но закрыть глаза Миро не успел, вошел отец. Примерно в том же настроении, в каком Люцита вышла (из трейлера и из себя).
— Это Люцита отсюда выбежала?
— Да, — мирно ответил Миро. Господи, хоть бы с отцом не поругаться, отдохнуть бы немного от этих споров.
Но отец, похоже, не оценил его миролюбия.
— Ты что, не понимаешь, что твоя невеста — дочь Баро? Что за шашни с Люцитой? А если они до Зарецкого дойдут?
Миро решил не отвечать. Может, если молчать, ссоры не получится.
— Ты понимаешь? Все! Сегодня посмотрел невесту. А завтра же всем табором едем к Баро свататься!
Ну как тут смолчишь?.. А! Говорить, так уж все:
— Отец, я не хочу жениться на Кармелите. И я сказал об этом Зарецкому.
— Что?! Это Люцита тебя надоумила?
— Да при чем здесь она? Просто сегодня я встретил другую.
— Кого это ты встретил? Кого? Молчишь? Тебе нечего объяснить отцу? Запомни, я эту дурь из тебя выбью!
— Выбивай, убивай, делай что хочешь. Воля твоя — ты старший… А я спать ложусь. Можно?
Бейбут сжал губы и вышел из трейлера, хлопнув дверью.
«Да, с такой жизнью наш трейлер скоро совсем рассыплется», — подумал Миро, засыпая.
Бейбут хотел успокоиться, поиграл с медвежонком (эх, пора, пора внуков заводить!). Потом отошел подальше от табора, походил по придорожному леску… В цыганских байках в таких случаях всегда Лесовик — Лесной батька навстречу выходит. Вопросы разные сложные задает. Одним словом, как сейчас говорят, «наезжать начинает». Да только, видно, распугали люди всех лесовиков, теперь сами друг на друга наезжают. Вот и перестали Лесные батьки цыганам встречаться…
На опушке кто-то развел костер, заметный издалека. Бейбут подошел поближе, пригляделся — да это Земфира. Напевает что-то тихонько.
Сел рядом, подпел. На душе стало легче.
— Бейбут… — отозвалась вдруг цыганка. — Как ты думаешь, Баро меня помнит?
Вот уж не ждал Бейбут этого вопроса, сколько лет прошло. Ответил просто, но честно:
— Не знаю.
— А я ведь помню. Как будто сегодня было, все помню…
— Земфира, ты это… если он не узнает тебя, не вспомнит, не обижайся. Время, годы…
— Это верно…
Опять спели. Красиво получилось. Земфира хотела спросить о Миро, о Люците. Но не стала, ведовским цыганским сердцем почуяла, что Бейбут ничего хорошего не скажет.
Вот и получилось, что говорить не о чем.
А петь — напелись уже.
Разошлись спать. Бейбут — в трейлер, Земфира — в автобус, шатер на одну ночь раскладывать не стала…
По дороге домой Антон был особенно хорош. У таксиста выяснял, где тут ближайшая трасса с девушками. Правда, на трассу Макс его не пустил. Так он в отместку не захотел к дому подъезжать. Настоял, чтоб вышли за три квартала.
Цеплялся по пути ко всем, особенно к девушкам (это ему казалось смешным) и к милиции (а это казалось мужественным). Когда начинала идти кровь, трогал больное место пальцем и пробовал выводить им неприличные слова на всем, что попадалось по пути (это ему казалось и смешным, и мужественным).
Максим одному удивлялся, когда ж это его дружок успел столько водки внутрь опрокинуть. И тут же сам себе все объяснил: пока он, не отрываясь, смотрел на Кармелиту, времени было более чем достаточно.
В комнату Максим хотел провести приятеля тихо. Тем более что свет в окнах был слабенький, авось родители уже спят. Но Антон — молодец, быстро разгадал эти коварные замыслы. Шумел так, что проснулись, кажется, не только родители, но и весь квартал.
В общем, пока дошли до двери, она была уже открыта.
Увидев это, Антон изобразил на лице гримасу, которая, по его мнению, должна была означать: «Мама, папа, я совершенно трезвый. У меня просто хорошее настроение…»
И на это, похоже, ушли последние его силы. Потому как, переступая через порог, Антон позорно растянулся во весь рост и во всю ширь прихожей. И тут же пояснил всем (вдруг кто не заметил или недопонял):
— Я упал!
— Вижу, — сказал Астахов. — Что здесь происходит?
— Папа! Здорово! Я стоп… спот… споткнулся и упал.
— Антоша… — Тамара достала из кармана халата салфетку, присела над сыном, утерла кровь. — Кто ж тебя так?
— Мы в ресторане ужинали… — пояснил Макс. — Там с цыганами подрались…
— Что значит подрались?! А документы? — Николай Андреич оттолкнул жену и сам навис над сыном. — Антон, где документы?
Антон помотал головой и пожал плечами, мол, о чем вы?
Астахов повернулся к Максиму:
— Ты видел у него документы?
— Да. Не волнуйтесь. Паспорт у него вот здесь, в кармане, я проверил. Все в порядке.
— Да нет, не паспорт… — Астахов вновь склонился над сыном. — Антон, где документы?
На этот раз Антон выдавил из себя:
— Не знаю.
И, посчитав свой долг выполненным, заснул.
Астахов обыскал сына. Кроме паспорта и нескольких купюр, ничего не нашел. Лицо его посерело. Николай Андреевич встал, запустил руку себе под халат слева, там, где сердце, помассировал. Набрал полные легкие воздуха. Задержал дыхание и медленно выдохнул, смешно надувая щеки. Сделал так несколько раз, потом сказал для себя, не для других: