Бейбут выпрямился и гордо изрек:

— Сегодняшний наш визит, Баро, это не сватовство, а долг уважения к тебе.

— Бейбут, долг принят. Но я бы хотел знать, где твой сын?

— Так… Миро остался в таборе, за старшего. А сватов мы пришлем попозже, если ты не против, конечно.

И в этот момент Кармелита выручила, как бабочка впорхнула в комнату, закружила, здороваясь со всеми. Увидела Рубину. И с визгом бросилась ей на шею:

— Бабушка! Бабушка!

Бейбут перевел дух. Слава тебе, Господи, про Миро забыли немного.

И Баро смягчился. На Земфиру посмотрел, взглядом долгим-долгим, неслучайным:

— Как живешь, цыганка?

— Спасибо, Баро, неплохо.

Рамиру захотелось посидеть, поговорить душевно, по-домашнему, как давно уже ни с кем не сидел. Вот только Рубина мешает (не любил он ее, давно не любил, так же, как и Ляля, только по другой причине).

— Рубина, сходила бы с внучкой в ее комнату. Неужто не видишь, как она за тобой соскучилась?..

Рубина поджала губы, обиделась, но ничего барону не ответила. Хорошо, внучка выручила, обняла за плечи да увела в свою комнату. А там, плотно прикрыв дверь, еще раз крепко обняла ее:

— Бабушка!

— Красавица моя.

— Ой, бабушка, как я рада тебя видеть. Как рада!

— А как я рада, моя хорошая. Сколько тебя не видела… Я ведь все время про тебя думаю. Все время.

— Знаешь что, давай переезжай к нам. И тебе, и мне веселей будет.

— Я бы рада, да твой отец не позволит. Не любит он меня.

— Да я заметила.

— Конечно. Кто ж это не заметит, — грустно улыбнулась Рубина.

— Но почему?

— Да есть на то причины… — вздохнула цыганка. — Кто много прожил, у того на душе много чего…

— А ты расскажи, бабушка. Тебе легче станет!

Рубина задумалась: «А может, и вправду рассказать?» Но тут же от этой мысли и отказалась. Нет, не нужно внучке знать такое. По крайней мере, пока.

— Может, и расскажу. Потом. Кто знает, как судьба повернется, какой стороной жизнь вывернется…

А в кабинете барона Бейбут разговор и так, и сяк выкручивал, только бы беседа на Миро не вырулила. Да только надолго его не хватило. Отсмеявшись после какой-то Земфириной шутки, Баро хлопнул себя полбу:

— Бейбут, ведь сейчас твой Миро в таборе за старшего?

— Да. Миро сидит, как ты велел, ждет решения старших, — с ходу соврал Бейбут и тут же пожалел о сказанном.

— Вот и хорошо! Не будем его заставлять долго ждать! Едем в табор прямо сейчас!

Бейбуту только и оставалось, что криво улыбнуться:

— Как скажешь, Баро.

— А так скажу! Эй, зовите Кармелиту с бабкой ейной. А ты, Рыч, на хозяйстве остаешься. За старшего…

Табор у Бейбута маленький, а радость большая — барон приехал! Кому вино, кому водка, а кому и чай, на костре кипяченный. И гитара, и песни, и танцы. Медвежонка из клетки выпустили, уж он так со всеми танцевал, так барону хотел понравиться… Все до колик смеялись.

Баро как-то даже и не заметил, что Миро среди встречавших нету.

И лишь одна пара глаз горела не радостью встречи, а ненавистью. Люцита впервые увидела свою соперницу.

* * *

Максим блуждал по Цыганской слободе. И думал о том, что никак со своими думами разобраться не может. Вот, например, зачем он сейчас забрался сюда, в Зубчановку? Чего ищет в доме барона? Барсетку? Чтоб друга выручить?

Ага, как же!

Об одном он только думал. На одно надеялся. Найти где-нибудь, увидеть, хоть краешком глаза, цыганку-тростиночку, что пела в ресторане. И в какие бы ворота ни стучался, ждал, что она сейчас откроет… А он будет стоять и смотреть на нее. Вот оно — счастье!..

Но на деле все получилось совершенно иначе. Зубчановские все, как один, сказали — иди к барону Зарецкому, дом которого издалека виден…

Ворота открыл тот самый цыган-охранник, с которым они дрались в ресторане:

— Ты смотри, кто к нам пожаловал!

— Добрый вечер! Я могу поговорить с цыганским бароном?

— Какой прыткий! Ты что, со мной вчера не наговорился?

— Слушай… не знаю, как тебя зовут… я с тобой драться не собираюсь.

— Испугался? А вчера в ресторане такой смелый был…

— Спасибо на добром слове. Я там друга защищал. Так что если вчера чем-то задел — прости. А вообще, мне нужно поговорить с бароном… Ваши тут говорят, что по всем вопросам — к нему…

— Барон в табор уехал. Только ты туда не попадешь.

— Почему?

— Потому что мне не нужны твои извинения. Выбирай: будешь драться или я тебя так пристрелю, — сказал Рыч и достал пистолет.

— Смотрю, ты в тюрьму захотел?

— А тебе, гляжу, на тот свет не терпится. Скажу: «Покойник лез на охраняемую территорию». Я при исполнении!

Максим посмотрел Рычу в глаза, в зрачки. И понял: да, этот может убить. Просто так, ни за что. Ради куража. Чтобы показать себе, что он на это способен и ничего ему за это не будет.

И уходить теперь нельзя. К таким, как этот, спиной не поворачиваются. В спину он тем более выстрелит — характер шакалий.

Рыч снял пистолет с предохранителя, направил прямо в грудь.

* * *

Астахов уже не знал, что делать — плакать, смеяться, спрятаться от всех, всех поубивать. А Тамара опять затянула старую песню:

— Что поделаешь, Коленька. Антон наш какой есть, такой есть. Он мальчик легкомысленный. Зато добрый и бескорыстный.

— Я вижу, что бескорыстный! Мои документы уже кому-то подарил. Знала бы ты, сколько я за них заплатил!

— А что это за бумаги?

— По бизнесу нашему. Большое дело намечается, очень большое. Мне в Москву надо было с ними ехать, а теперь я с чем поеду?

— И надолго ты в Москву?

Последний вопрос неприятно кольнул Николая Андреича. Ну не любят мужья, во всем мире не любят, когда их спрашивают, надолго ли уезжают. Потому и не ответил на вопрос. О другом сказал:

— Зато теперь точно знаю, кого вместо себя оставлю. Максима!

— А не слишком ли много чести?

— Нет! В самый раз!

— Не спеши, Коля. Антон себя еще покажет. И документы найдет. И таких дел наделает!

— В то, что дел наделает, — верю. А в то, что документы найдет…

— Ты в него никогда не верил. А ему сейчас эта вера очень нужна. И я в него верю. Ты тут сиди, брюзжи. А я пойду к нашему мальчику.