Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Найдите эту... ведьму! Не испарилась же она, в самом деле?
Мимо них торопливо прошла молодая пара – парень и девчонка в джинсах, в ярких курточках и бейсболках. Бухгалтерша замолчала, провожая их настороженным взглядом.
– Вы кого-то боитесь?
– Вы бы на моем месте тоже боялись! – выпалила Долгушина. – Мне повсюду мерещится черная тень этой Донны Луны, которая крадется за мной...
– Скажите... тогда, во время представления, вы где находились? В зале?
– Ясно, что в зале. Сидела за столиком, как и все. Рядом с Тетериным... покойным... Только поближе к сцене. Я ужасно переживала за артистов, из-за того, как они выступят... как шеф отреагирует.
– Что вы называете сценой?
– Специальный помост... предназначенный для таких случаев. Иногда мы приглашаем на вечеринки музыкантов, и они там устанавливают свою аппаратуру, инструменты...
– Понятно. Донна Луна подошла к краю помоста, когда произносила те слова?
– Да, к самом краю... и встала как раз напротив Тетерина... То есть, она сознательно его выбрала мишенью для... для колдовства!
– Гипноз – не колдовство. Если это был гипноз.
Смуглое лицо Долгушиной покрылось красными пятнами. Она отпрянула и с возмущением произнесла:
– Вы меня за идиотку принимаете? По-вашему, я тут комедию ломаю? Между прочим, Баба Яга отлично вошла в роль, она будто саму себя играла! У меня мороз по коже пошел, когда она затянула: «Смотри на меня неотрывно...» Между прочим, я посмотрела... Если хотите знать, я глаз не могла оторвать от ее черных зрачков! Маска сверкала, у меня слезы текли градом, а я все смотрела и смотрела... Как вы думаете, на меня ее ворожба тоже... могла подействовать?
– Но вы же до сих пор живы, – улыбнулась Астра. – Когда состоялась вечеринка?
– Две недели тому назад... Мало ли что? На всех гипноз влияет по-разному... На одних сразу, на других позже...
Теперь она волновалась по-настоящему, Астра это почувствовала.
– Хорошо, я попробую отыскать эту Донну Луну. Но мои услуги стоят дорого.
Ей хотелось проверить, сколько денег готова истратить бухгалтерша фирмы «Маркон» на частное расследование. Судя по ее внешнему виду, она не богата. Хотя... внешний вид бывает обманчив.
– Я заплачу, – уверенно заявила смуглая дама. – Сколько скажете. У меня есть сбережения. Если я умру, деньги мне не понадобятся...
Москва. Август 1917 года
Ольшевский купил эти письма на Кузнецком у махонькой сгорбленной старушки. Его не заинтересовала шкатулка из темного дерева, похожая на сундучок, которую она держала в руках. Он скользнул взглядом по ней и отвернулся. Старушка робко тронула его за рукав.
– Возьмите, сударь... мне больше нечего продать...
Она казалась такой несчастной, неприкаянной, что он ощутил угрызения совести.
– Сколько? – спросил он, кивая на сундучок.
Старушка назвала сумму. Ольшевский прикинул, хватит ли на книги... и полез в карман. Хорошие манеры, как впрочем, и многое другое, отошли в прошлое. Он был ученым, знал несколько языков, писал труды по германской филологии. Кому теперь все это нужно? Нынче все германское стало, мягко говоря, непопулярным. За одно упоминание об этих познаниях его запросто побить могут.
Затяжная война на Западном фронте обозлила людей. Сотни калек возвращались из госпиталей и просили милостыню на церковных папертях. Армия роптала... Народ, подстрекаемый революционерами, устраивал митинги и забастовки. Повсюду стало неспокойно. Из Северной столицы приходили тревожные вести. Фабрики и заводы останавливались. Деньги обесценились, продовольствия не хватало... Участились грабежи и случаи разбойных нападений на граждан. Надвигалась тяжелая голодная зима. Никто не знал, что будет дальше...
– Спасибо, сударь, – прослезилась старушка, пряча деньги за пазуху поношенной кофты. – Дай вам Бог удачи!
В том, что она пожелала ему не здоровья, а удачи, чувствовалась всеобщая неуверенность в завтрашнем дне. Ольшевский не хотел брать сундучок.
– Не надо... оставьте себе...
– Что вы, что вы! Нельзя... Мне уж на тот свет пора, а они должны жить...
– Кто «они»?
– Письма...
– Ведь вам жаль с ними расставаться, – он отвел ее руки, сжимавшие шкатулку. – А мне чужие письма ни к чему. Я просто рад помочь... Простите...
– Вы должны их взять, – настаивала она. – Я даже не знаю, кому они адресованы. Возможно, они найдут того, кому и предназначались...
– Мне, право, неловко будет читать чужую переписку, – отнекивался он.
– Они развлекали меня все долгие годы одиночества... они заслуживают внимания, поверьте!
В ее голосе вновь прозвучали молящие нотки, и он сдался.
– Хорошо, давайте.
Старушка просияла. Ольшевский готов был поклясться, что судьба писем волновала ее куда сильнее, чем собственная. Испытывая странное чувство вины перед ней, он поспешил скрыться в толпе. Держа сундучок под мышкой, он пробирался между торговцев. Нашел и купил задешево нужные словари и, довольный, вернулся домой, где его ждала работа.
– Надобно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума, – говорил его сосед, доктор Варгушев. – Вот я, старик, а добровольно хожу в больницу, пользую раненых. Хотя мог бы давно уехать к сестре в Крым. Она звала. Там морской воздух, у сестры растут персики, виноградник во дворе. Делал бы вино – и в ус бы не дул. Однако не то нынче время! Опасное! Подует вражий ветер, всех сметет... и нас с вами, в том числе...
Что именно Варгушев подразумевал под «вражьим ветром», он не уточнял. Так он называл неведомую и грозную силу, которая клокотала не только на фронте, в жестоких кровопролитных сражениях, но и в тылу. Император отрекся от престола. Вековые устои государства Российского вдруг поколебались, привычный порядок сменился хаосом. В Петрограде положение Временного правительства было шатким. Многие предусмотрительные люди переводили капиталы за границу, иные пустились прожигать жизнь... словно не видели впереди никакой перспективы. В среде интеллигенции царило брожение. У всех на устах было заветное и пугающее слово – «революция»...
– Вы бумажный червь, Ольшевский, – добродушно критиковал его доктор. – Скрипите пером, когда надо браться за оружие!
– Я не годен к военной службе... у меня слабые легкие...
– А вас никто не агитирует идти воевать. Но как вы собираетесь дать отпор в случае нападения грабителей? Давеча квартиру купца Филатьева, который верхний этаж снимает над нами, обчистили. Обобрали до нитки! Вы, небось, не слышали?
– Меня дома не было. Я в библиотеку ходил...
– В библиотеку! – смешно выкатывал глаза Варгушев. – Вы чудак, ей-богу! Не от мира сего. Вокруг земля горит, а он по библиотекам шастает. Неужто библиотеки еще открыты?