Когда порядок в зале восстанавливается, король снова обращается к Бронну:

– Вы только что признались в том, что согласились на подкуп во вред короне, и я уверен, вы понимаете, насколько это серьезное преступление. Так почему бы мне не посадить вас под замок как изменника?

– Потому что я раскаиваюсь в содеянном и вернул вам все деньги. Надеюсь, что мои сегодняшние показания в какой-то степени искупят мою вину.

Король первоклассно разыгрывает снисхождение. Прощение.

– Я должен задать вам еще вопрос. Кому вы присягаете на верность?

Бронн смотрит ему глаза в глаза.

– Вам, ваше величество. Я всегда служил и всегда буду служить Восточным островам. Я приносил клятву королю и остаюсь ей верен.

Король согласно кивает:

– А могли бы вы для тех, кто не знает, подтвердить, что сами прошли свое посвящение?

Бронн играет желваками.

– Да, прошел. Без колебаний и сомнений.

Он завоевал сердца всех присутствующих в зале. Они любят его. Они им восхищаются. И тогда король наконец-то произносит те слова, к которым все это время подводил:

– Думаю, мы все можем согласиться с тем, что обвиняемая не просто незаконный узурпатор. – Король выдерживает паузу, чтобы согласие выразилось неизбежным гулом одобрения. – Поэтому я повелеваю незамедлительно лишить ее титула и передать его этому человеку, который продемонстрировал несгибаемую верность своему королю и народу. – Он подходит пожать Бронну руку. – Поздравляю, теперь вы мой Гадюка. Можете приступать к вашим обязанностям немедленно.

– Благодарю, ваше величество.

И он уходит не оглядываясь, оставляя меня наедине с чувством, что я никогда больше не увижу его. Что мне никогда не представится возможность раскаяться в том, что я оттолкнула его в тот день. Что никогда не смогу сказать, как признательна за то, что он только что сделал, зная, чего ему это стоило.

Потому что Бронн – мастер скрывать правду, заставлять людей думать так, как ему хочется. Я уверена, что он сейчас прилюдно предал меня, чтобы сохранить жизни всех, кто находится на борту «Девы». Он не хуже меня знает, что, если король и Гадюка станут врагами, все наши труды по возрождению островов моментально пропадут даром, так что заодно он спасает и народ. Кроме того, он верит мне – верит, что у меня есть план действий после суда.

И все же…

Между нами всегда была невысказанная правда. Бронн считался наследником Адлера. И хотя он никогда об этом не заикался, я знаю, что Бронн всегда мечтал капитанить на «Деве». Быть Гадюкой.

Теперь он им стал. А мои собственные сомнения подняли свои гадкие головки.

Сейчас о них нет времени размышлять, потому что король объявляет выступление последнего свидетеля. Последний нож мне в спину. Я не знаю, кто может ударить меня больнее, чем Бронн…

…пока не вводят Шарпа.

Мне сразу делается понятно, почему я не получала от него вестей с тех пор, как он навестил меня: его пытали.

Увечья надежно скрыты, так что для всех присутствующих в зале следы насилия незаметны, но я-то знаю их признаки. По тому, как он плетется, понятно, что у него переломаны пальцы на ногах, многочисленные синяки, возможно, треснутые ребра. Он морщится, когда стражник трогает его за спину, и я могу лишь представить себе глубину ран, оставленных на коже плетью.

Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не наброситься на короля и не свернуть его трусливую шею. Вместо этого я сдерживаю ненависть, чувствуя, как она отравляет все мое существо.

Как же мне не терпится заставить их расплатиться за это. Чем они будут расплачиваться?

– Представьтесь, пожалуйста, уважаемому собранию, – обращается король к Шарпу так, будто они близкие друзья.

– Я бывший телохранитель принца Торина.

Голос у него настолько хриплый, будто он много дней только и делал, что кричал.

– Вы ведь знали друг друга с детства, не так ли?

– Да, с детства. Его защита была для меня не просто работой. Принц был моей семьей.

– А не могли бы вы пояснить, почему, при всей вашей преданности, вы больше не являетесь его телохранителем?

Шарп робко поднимает руку, чтобы указать на закрывающую глаза ткань, и от ощущения его боли, сопровождающей это движение, у меня ноет сердце.

– Я потерял зрение.

Королю уже не терпится, чтобы Шарп побыстрее закончил со своим рассказом.

– И как же вы потеряли зрение? По долгу службы?

– Нет. Из-за Марианны.

Я сглатываю. Сейчас будет совсем гадко.

Король приближается к Шарпу и кладет руку ему на плечо. Большинству это представляется жестом успокоения. Я же читаю в нем явную угрозу Шарпу – подчиняйся.

– Я понимаю, что вам тяжело, – говорит король, – но, пожалуйста, расскажите нам в точности, как это произошло.

Шарп задумывается, и, чем дольше он молчит, тем понятнее становится, что ему предстоит.

– Я никогда не любил Марианну, – начинает он наконец. – Когда она обвенчалась с принцем Торином, я попытался поднять голос и предупредить его о той опасности, которая кроется в союзе с Гадюкой. Но у принца щедрое сердце, и он не хотел ничего слышать. Она же понимала, что я представляю собой угрозу ее замужеству, ее планам. Поэтому она убрала меня с глаз долой.

– Она с вами это сделала? – Король в ужасе.

– Да. Она обманным путем осталась со мной наедине и лишила меня зрения.

Вот он, последний гвоздь в крышку моего гроба. Люди вскакивают на ноги, призывают к моей немедленной смерти, требуют казни. Я сдерживаю слезы. Неужели это конец? После всего, через что я прошла, что потеряла, неужели все теперь обернется полным провалом?

– Почему вы не рассказали принцу? – интересуется король, когда порядок восстановлен. – Не показали ему ее истинной сути до того, как они поженились?

– Я пытался, – отвечает Шарп. – Но любовь – могучая сила. Люди готовы пойти на все ради любимых. Защищать их любой ценой.

Последняя фраза адресована исключительно мне. Шарп говорит, что проделал все это ради спасения Торина, и я понимаю. Король всегда был против любви между своим сыном и его помощником, и воспользовался ею, чтобы шантажировать Шарпа. Между пытками и угрозами король не оставил Шарпу другой возможности, кроме как произнести эту ложь, и я нисколько не виню его за это. Он поступил правильно.

Настало время королю заканчивать этот фарс, пока публика жаждет крови. Он поспешно призывает присяжных вынести вердикт, на который у них уходят считанные мгновения.

Я признана виновной в измене. В попытке убить своего мужа. В заговоре с целью свержения короля. С первыми лучами солнца меня повесят.

Из зала суда под усиленной охраной меня выводят в состоянии шока. Проклятия, летящие из рядов зрителей, почти не доходят до моего сознания, поскольку в голове гудит одно – что теперь?