Улыбнись, взгляни кругом, Сделай Мире глазки… ……………………………..

Поля с детьми — десятилетним Левой и восьмилетней Лялей — завершают шествие.

Поля стала разуметь Канта, Локка с Юмом, Но важней того уметь Штрудель печь с изюмом. Нет ритмической блохи, Мучившей Далькроза. Ляля говорит стихи «Соловей и Роза».

У девочки и впрямь феноменальная память. Корней Чуковский, которого они навещали в Куоккале (от Сестрорецка полчаса на поезде), так вдохновился пятилетней Лялей, что даже имени ее менять не стал:

«Милая девочка Лялечка! С куклой гуляла она И на Таврической улице Вдруг увидала Слона…»

От их дома на Кирочной до Таврической — рукой подать, из окна виден сад, переименованный нынче в Парк культуры и отдыха 1-й Пятилетки. Там-то и гуляла с куклой милая Лялечка.

Про Леву и вовсе несправедливо:

Лева много обещал, Думали — он гаон, Но «балдою» доказал, Что большой балда он.

Гаон в переводе с иврита — гений. Балда — это игра. Расчерчиваешь квадрат пять на пять, в середине пишешь слово. От него, с добавлением одной буквы по вертикали или горизонтали создаются новые слова. Чем больше клеток заполнено, тем сложнее в мешанине букв увидеть новое слово. Лева — смышленый, но быстро сдается. Неусидчивый. Ляля, вдохновившая поэта, натура властная, на правах младшей манипулирует всеми. Но не Полей.

Есть у нас свой совнарком, Поля — наш Ульянов. Кто не хочет стать ослом, Должен стричь баранов!

Роза Лялю балует. Детей у нее нет и вряд ли будут — балерины рожают, уходя со сцены, а Розу только что приняли в труппу.

Есть в Москве Наркомбалет, Что ни жест, то поза. Кто ж у нас Наркомконцерт — Ляля или Роза?

— Графоман!

— Кто?!

— Вы, ваша светлость.

— Да мне и самому неловко за эти вирши. Так вот помрешь, не успев навести в делах порядок, а через сто лет попадешься в руки досужему исследователю. Для такого любая писулька — документ. И станет мне памятником карточный домик из случайных обрывков… Мертвецы лишены права голоса.

— Вы не мертвец!

Быт и исторические хроники

Изобразить императрицу сподручнее, чем думать за нее. Подспорьем служили письма, адресованные ею государю, как приторно интимные, так и наставительные: «Целую каждое дорогое местечко… Я целовала и благословляла твою подушку… Целую твое дорогое лицо, милую шейку и дорогие, любимые ручки…» или: «Будь более