— Нервы, нервы, нервы.

Дальний Иерусалим уже зажег сотни оконных фонариков, а холм, с которого они только что спустились, утонул во тьме.

Если представить себе этот город как цветок, тогда лепестки его — это долины между горами, а сердцевина — крепость Старого Города, обнесенная стеной. В ободке между сердцевиной и лепестками располагается застенный город с многочисленными районами. В одном из них под названием Рехавия находится ее квартира. Рехавия — от слова «рахав», широкий. Этот район основали в 30-х годах немецкие евреи, тогда им казалось, что он далек от Старого Города. На самом деле — двадцать минут прогулочным шагом. Но через Старый Город она не пойдет. Он на строгой самоизоляции.

Тропинка вывела их на гравийную дорожку, где девушку ждала старенькая зеленая машина.

— Подвезти в Тель-Авив?

Нет, ее ждет Линде, вымаранный из «Хроники».

Арон. Проверка слуха. Где она, что она?

— Иду с кладбища.

— С кладбища?! Пешком? Это ж далеко!

— Предлагаешь устроиться там на ночевку?

— Предлагаю подобрать по дороге. Еду с работы в твою сторону.

— Спасибо, не надо.

— Зачем ты туда ходила?

— Навещать тех, кого ты не успел вылечить.

Потом она пожалела, что не согласилась. Центральная автостанция была закрыта, о чем она забыла, вдобавок ко всему разверзлась небесная душевая. Пришлось спрятаться под козырек лотерейной будки и ждать, пока сантехник поднебесья перекроет воду.

Живя без собственного багажа памяти, она легко несла в себе чужой. В плотной завесе дождя ей виделся двухэтажный пансион, который держала мать Федора Линде в деревне под названием Лембияла. Именно там и встретились зимой 1910 года Владимир Канторович и Федор Линде.

Все где-то встречаются впервые: на партсъезде, в приюте для инакомыслящих, в дурдоме…

Форменная глушь. Ближняя станция Мустамяки — в двенадцати километрах. Туда Владимир Абрамович и сбежал после обыска. Всяческий люд находил пристанище в населенном, как улей, доме. Анархисты, бунтовщики, даже юный Мандельштам.

Линде, отчисленный из университета за неуплату, писал там вводную статью к «Философским принципам математики» Кутюра. Взяв разгон, он продолжил свои собственные размышления в книге «Строение понятия. Логическое исследование». Этот труд долго не находил издателя, но все же удача улыбнулась, и с этой ошеломляющей новостью Линде примчался к Канторовичу в Михалево. Дом закрыт. Но досада сменилась радостью — в эту минуту Владимир Абрамович возвращался из суда. Вечером они выпили за успех, а наутро пошли вместе в судебное заседание. Линде был любопытным…

«Не будь революции, он стал бы великим математиком», — думал Владимир Абрамович, разглядывая рукописные страницы с сотнями математических формул, тянущихся длинной колонной к доказательной цели. Бесплотность мысли и напряженный темперамент ума… Знаки, символы, черточки — в эти строгие формы укладывалось логическое размышление. Своего рода музыкальная символика. Линде и музыка. Рыдал, слушая Бетховена…

Иерусалим меж тем выплакался и прояснился взором. По рельсам — трамваи по выделенной полосе все равно не ездят — она дошла до магазинчика с наружным прилавком, разжилась теплой питой и хумусом.

Дома она поставила чайник и включила компьютер.

На экране вовсе не Линде, а Давид. Импозантен, брюшко оттопыривает пальто. А усы! Отрощенные, с витыми кончиками, которые он, нервничая, подхватывает острием языка…

За Давидом тянется шлейф. Жена, дочь и шесть сестер с мужьями.

Разговоры крутились вокруг мятежа. Сформированы «ревтройки». Восстание подавят, начнутся аресты. Приструнят кого надо, займутся хлебом насущным. Деревня город не прокормит.

До статьи о Линде, написанной Владимиром Абрамовичем для «Хроники», не добрались. Может, и к лучшему. Поскольку Давид ее не примет и имени Линде не упомянет. Все уйдет в «Былое», и автор, и его герой.

Кладбищенские мысли. Жизнь, скрученная в тугой свиток.

Библейский вариант.

Вовик — Авель, Давид — Каин.

Авеля посадят. Выйдя из тюрьмы, он вскоре умрет. Некролог опубликуют в «Былом», в том же номере, что и статью «Федор Линде». Ни о том, ни о другом Владимир Абрамович, понятно, не узнает.

Каин, награжденный орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Знаком Почета и медалью За доблестный труд в Великой Отечественной войне, тоже умрет, но в глубокой старости и с чувством удовлетворения сродни эротическому. Он все сделал.

Федор Линде. «Былое» № 24

«Книгу о Федоре Федоровиче Линде напишет современный философ, математик».

Ну и где же она?

Повсюду. В финляндской усадьбе, в Таврическом дворце, в армейском штабе города Луцка. Куда бы судьба не заносила Линде, «его личность раскрывалась, следуя каким-то своим, особенным, совершенно автономным законам развития».

Автономные