— А ведь хорош табачок, черт его дери, — проговорил первый, глубоко затягиваясь.

— Легкий, а приятно, — подтвердил его товарищ со свежим шрамом на щеке.

— Не то что наша махра — продирает до самых пяток. А это сразу видать — господская штука.

— А ты знаешь, мне все-таки по душе наше. Ведь куришь-куришь, а все равно мало.

— Каждому свое, — не соглашался рябой. — Как говорил еще мой дед — каждый гад на свой лад.

— Значит, гадом меня назвал? — притворно рассердился его товарищ.

— А как же, — поддержал шутку первый казак. — Кто третьего дня шинель мою керосином залил? Не ты?

— Так ведь я же случайно, — ухмыляясь, оправдывался донец. — Нешто я собирался керосин на тебя изводить? Склянка лопнула.

— Знаем мы вас…

Казаки, совсем еще молодые парни, дурачились и веселились, словно были не на войне. Да и что тут удивительного — жизнь у этих парней только-только начиналась, и казалось, что ей не будет конца. Никто из них не представлял, что эта война, которая, по их мнению, должна была закончиться за несколько месяцев, перерастет в нечто такое, что и вообразить себе невозможно. Но они об этом, конечно же, догадываться не могли.

— Значит, господин офицер, мы можем ехать? — с постной улыбкой поинтересовался пастор, пряча документы в портфель.

— А вот тут придется вам немного подзадержаться, — развел руками казак. — Надобно, значит, чтобы вы с нами в штаб проехали.

— Зачем? — с недоумением взглянул на него знаток Евангелия.

— Сведения, которые вы нам сообщили, большую важность могут иметь. И чтобы все было выяснено, надо вас начальству предоставить, — авторитетно пояснил казак.

— Не могу, — прижал руки к груди пастор. Весь его вид выражал полную готовность к сотрудничеству. — И рад бы с вами проехать, господин офицер, но никак не могу. Вы же сами… э-э-э… понимать, что и у военных, и у мирных люди есть дела, которые отложить никак нет возможно.

— О чем это вы? — нахмурил брови подъесаул. — Какие такие дела?

— Война собирать свой страшный жатва. Собирать, не спрося человека, не поинтересовавшись, согласен ли он отдать свой жизнь, самое дорогое, главный подарок Господь Бог, — пастор истово перекрестился. Если бы не забавные обстоятельства, в которых он оказался, то можно было бы подумать, что он находится среди своих прихожан в скромной деревенской кирхе. Однако вооруженные всадники с совсем неарийскими лицами возвращали в реальность. Кроме того, чудовищный немецкий акцент придавал комичность всем высоким выражениям духовной особы. Следом за ним, кстати, перекрестились и два рядовых казака. Только, естественно, по-своему.

— Да ты, батя, по делу говори, — с непонимающим видом тряхнул головой подъесаул, порядком уже утомившийся слушать всю эту галиматью.

— Да-да, прошу простить меня, сын мой, что утомлять тебя своими пространными рассуждениями. Одна из семей, являющаяся моими прихожанами, оказавшись на линии фронта, отправлялась к своим… родственник в Роменау. Вы же сами видеть, какие сейчас неспокойные времена. Один снаряд их повозка была разбита вдребезги. Погибли все — отец и мать семейства. Но ведь самое страшное, что смерть не пощадить и дети — трех девочек. И вот через час состоятся похороны несчастных.

Пастор со вздохом взглянул в глаза подъесаулу.

— Да… война, брат, она… того, — подергал тот пшеничный ус.

— Поэтому никак, господин офицер, не могу составить вам компания. Да и вообще — я человек духовный и в военные дела не лезть. Нет, если вы заставить меня как это… силой оружия, то я, конечно же, подчинюсь…

— Да брось ты чушь городить! — раздраженно махнул рукой подъесаул. — Тоже выдумал — силой оружия! Нешто мы звери какие? Это у вас про нас тут всякие небылицы плетут. Мы, мол, и такие, и сякие…

— Нешто мы не понимаем? — поддержали его казаки. — Похороны — дело святое.

— Вы хоть можете назвать приблизительное место, где видели это… исчадие ада? — спросил подъесаул.

— Конечно, господа казаки, — с готовностью кивнул пастор. — Сейчас я вам подробно рассказать.

Крестьянин, сидевший рядом, пытался вслушиваться в разговор военных и священника, но невооруженным взглядом было видно, что он не понимает ровным счетом ничего. Поэтому селянину ничего другого не оставалось, как жмуриться на солнце и еще раз угощать вкусным табачком веселых донских казаков. Да, вблизи они казались совсем не кровожадными и не похожими на убийц маленьких детей.

Пояснения немецкого священника, весьма дельные и толковые, были внимательно выслушаны подъесаулом. Исчерпывающая информация позволила прекрасно определить местонахождение «исчадия ада». Казацкий разъезд поскакал в штаб.

Наступившее утро оказалось туманным и сырым. Всадники-диверсанты под командой Голицына уже пересекли линию фронта и теперь находились в глубоком немецком тылу.

Ночной переход оказался не таким уж легким. По ходу продвижения пришлось вступить в бой с немецким разъездом. Ночная стычка окончилась весьма удачно — два германца остались лежать на обочине дороги, остальные почли за лучшее отступить. Вскоре, через несколько километров, окружающая местность изменилась. Поля с редкими перелесками сменились на густые леса. Все это позволило запутать следы.

Эти места Восточной Пруссии были дикими и неосвоенными. После завоевания этого края немцами, как это ни удивительно, полностью характер края, во всяком случае, в этой местности, так и не был изменен. Сама природа позаботилась о том, чтобы наряду с типично немецкими ухоженными и возделанными полями, ровными, особенно для русского человека, дорогами и чистенькими, словно с картинки, городками здесь сохранились большие массивы лесов, болот и озер. Чего стоят, скажем, знаменитые Мазурские озера! Как это часто бывает, в прошлом подобные природные особенности помогали стране и ее жителям во время войн. Пройти противнику через заболоченную, с озерами местность часто представлялось весьма сложным, и он был вынужден менять маршруты. А это, в свою очередь, позволяло мирным жителям избежать всех ужасов войны.

Так было и в районе движения группы Голицына. Местность как нельзя лучше подходила для задуманной операции. Дороги оказывались узкими, теряющимися в лесах и болотах. Плотность населения — невелика. Местные жили в основном в фольварках и местечках. Последние представляли собой нечто среднее между маленьким городком и очень большим селом.

— Идем направо! — указал Булак-Балахович, уже бывавший здесь за линией фронта в рейдах.

Небольшой отряд свернул с дороги в чащу. Пробираясь сквозь густой лес, конники выбрались на небольшую поляну, надежно защищенную от посторонних взоров и ушей.

— А комаров тут! — в сердцах сказал подпоручик Лихарев, звонко хлопая себя по шее.

— Ты смотри, чтобы из тебя кровь не пил кто-то другой, — хохотнул его сосед, хорунжий Зимин. — С комарами можно и ужиться.