На сей раз Терминатор послушался.

– Вы понимаете, – продолжала Коврова-Водкина, – как только я первый раз увидела Тома Круза, мне немедленно сделалось ясно: это новое воплощение моего дорогого Аполлинария!

– Аполлинария? – с воодушевлением воскликнула Маша. – Как интересно.

Петька просиял: похоже, Коврова-Водкина сама перешла на нужную тему.

– Это не просто интересно, – отвечала Коврова-Водкина. – Том Круз – вылитый мой Аполлинарий в молодости!

А вы разве знали Аполлинария в молодости? – вырвалось у Насти, которая быстро подсчитала, что Аполлон Парнасский по возрасту годился Ковровой-Водкиной в дедушки. А может, даже в прадедушки.

– Увы, мы встретились с ним слишком поздно! – с трагическим видом изрекла вдова. – Но я видела множество фотографий молодого Аполлинария. К несчастью, все эти снимки сгорели в пожаре войны, когда в мой вагон влетела фашистская бомба. Мы с подругой успели выскочить в окно. Но чемодан, где лежали фотографии Аполлинария, погиб.

Видимо, после этой бомбы у нее и поехала окончательно крыша, – шепнул на ухо Маше Дима.

Сестра не удержалась и фыркнула, но Коврова-Водкина продолжала взахлеб делиться воспоминаниями и ничего вокруг не замечала.

– А спас меня, между прочим, мой незабвенный Аполлинарий, – рассказывала она. – За минуту до того, как упала бомба, его призрак явился к нам в купе и заставил нас выпрыгнуть в окно.

– Потрясающе! – всплеснула руками Маша.

– Дурдом, – раздался у нее над ухом предательский шепот брата.

Так что теперь, как ни жаль, у меня нет ни единой фотографии незабвенного возлюбленного, – продолжала Коврова-Водкина. – Но ничего, он часто приходит ко мне сам. И к тому же я с ним общаюсь, перечитывая его труды.

С этими словами хозяйка дома простерла руку к огромному книжному шкафу.

– Значит, у вас есть его труды? – Командор не собирался упускать такой блестящей возможности и подошел к шкафу.

Остальные ребята сделали то же самое. Хозяйку, похоже, это обрадовало. Встав с кресла и открыв стеклянные створки, она указала на несколько книг, зажатых между собраниями сочинений Тургенева и Батюшкова.

– Вот плоды напряженной творческой деятельности Аполлинария.

– А посмотреть их можно? – потянулся к одному из томиков Петька.

– Конечно, мой юный друг, – разрешила Коврова-Водкина. – Когда проявляют интерес к творчеству Аполлинария, сердце мое исполняется радости.

– Тогда сейчас радости будет много, – едва слышно прокомментировал слова хозяйки Дима.

Маша, не выдержав, пнула его в бок. Брат взвыл. Наталья Владимировна осуждающе поглядела на него, но ничего не сказала.

Петька вытащил одну за другой пять книжек, на которых значилось гордое имя Аполлона Парнасского. Проглядев заголовки, он остановил выбор на самом потрепанном из томов и обратился к Ковровой-Водкиной:

– Наталья Владимировна, вы мне не разрешите взять эту книгу? Ну, хоть на денек!

Коврова-Водкина водрузила на нос очки, дотоле висевшие у нее на груди. Едва глянув на выбранный Петькой труд, она воскликнула:

– Это же итоговый труд моего Аполлинария! Знаменательно, что именно к нему появился в последнее время такой интерес. Не так давно у меня брал его для изучения ученик Анечкиного покойного мужа Володя Коркин. А сегодня утром звонил Павел Потапович Верещинский. И тоже умолял одолжить ему именно эту книгу.

При упоминании Павла Потаповича четверо друзей обменялись выразительными взглядами. Похоже, у них появился конкурент.

– Наталья Владимировна! – взмолился Петька. – А может, мы вот как поступим? Я быстренько за сегодняшний день прочитаю книгу, а потом, если хотите, сам отнесу ее Павлу Потаповичу.

Коврова-Водкина, на мгновение задумавшись, с большой убежденностью заявила:

– Нет, Петр. Я считаю, что молодежи гораздо важнее знакомиться с трудами Аполлинария. Поэтому бери и читай сколько хочешь. Только храни как зеницу ока. Это у меня единственный экземпляр.

– Конечно, Наталья Владимировна! – заверил ее Петька.

Впрочем, Коврова-Водкина и без того доверяла Миронову-младшему. Когда-то она водила дружбу с его ныне покойными дедушкой и бабушкой. А Петькиного отца, Валерия Петровича, катала в коляске и до сих пор называла его не иначе, как «чудным ребенком Валерочкой». Хотя этот «ребенок» уже разменял пятый десяток и был главой достаточно крупной фирмы.

– А Павлу Потаповичу я пока дам другую книгу Аполлинария, – сказала Наталья Владимировна. – Пусть почитает, старый шалун, – вдруг кокетливо добавила она.

Ребята уже собирались попрощаться, когда в дверь гостиной, подняв изрядный сквозняк, пулей влетела Филимоновна.

– Показывай, что взял! – Рука домработницы потянулась к Петьке.

– Да вот, книгу, – растерялся тот.

– Клади на место! – потребовала Филимоновна.

– Сколько раз мне еще повторять? – раздраженно крикнула Коврова-Водкина. – Никакого теста! Мне мучное противопоказано!

– Подожди, Владимировна, со своим тестом, – отмахнулась Филимоновна. – Речь идет о твоем имуществе.

– О каком еще имуществе? – продолжала грозно взирать на нее Коврова-Водкина.

– Зачем книгу бесценную отдала? – спросила Филимоновна. – Они унесут, и с концами.

– С этими юнцами я как-нибудь разберусь без вашего совета! – Наталью Владимировну все сильнее охватывал праведный гнев.

– Да я тебе не о том твержу! – разъярилась в свою очередь Филимоновна. – Потеряют они твою книгу! И потерпишь крупный убыток!

Наталья Владимировна явно все расслышала. И немедленно заявила:

– В этом доме хозяйка, между прочим, я. И вольна распоряжаться своим имуществом как хочу! Идите, друзья мои, и наслаждайтесь, – напутствовала она четверых визитеров, словно полководец перед решающим сражением.

– До свидания, Наталья Владимировна! – поспешили на улицу члены тайного «Братства».

Вслед им донеслось обиженное восклицание Филимоновны:

– Да мне-то, Владимировна, в конце концов, что? Хоть всю дачу свою спали вместе со своим достоянием! Мне плевать!

И друзья услышали, как оглушительно хлопнула дверь. Хорошо, что они уже были на улице, и никто не мешал им дать волю смеху.

– Говорю же, дурдом, – покрутил пальцем возле виска Дима.

Петька, не отвечая, разглядывал книгу Аполлона Парнасского. Она носила сколь длинное, столь и запутанное название: «Призраки среди людей, или Трансцендентальная данность нашей реальной жизни».

– Че-его? – уставился на обложку Дима.

В школе надо лучше учиться, Димочка, – не замедлила с колкостью Маша. – Тогда будешь понимать умные слова.