Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царь почти незаметным кивком выказал одобрение и положил на стол тяжелые карманные часы с золотой цепочкой.
– Полчаса? Что ж, подождем, – сказал он.
Алхимик подвинул себе стул и удобно уселся, стараясь не показывать волнения. «Полчаса – это не так долго, – подумал он. – Особенно если лекарство подействует. Хуже, если нет…»
* * *
Рудницкий натер колено цесаревича коричневой, неприятно пахнущей мазью и задумчиво покачал головой.
– Что-то не так, – пробурчал он.
– Припухлость спала, – заметил царь.
Он сидел возле кровати больного ребенка, с напряжением следя за действиями алхимика.
– Да, но это результат моего препарата, а этот не хуже. Однако не действует.
– Профессор Гуэрини утверждал, что присланные вами медикаменты оказались неэффективными, потому он заказал новые, – сказал царь, указывая на фарфоровую баночку, украшенную знаком солнечного круга.
– Да, это символ гильдии из Новониколаевска, – сказал Рудницкий.
– Я даже не знаю, говорил ли он правду! – взорвался царь. – Я доверял ему! Если окажется, что ваши лекарства могли помочь Алексею…
– Не могли, – рассеянно ответил алхимик. – Они действительно не действовали. Те, которые Ваше Величество заказали у меня два года назад, – добавил он. – Я проверил. Между тем препараты, что я привез, начинают снимать отеки, несмотря на то что они хуже по качеству.
– Почему хуже?
– Немцы практически лишили нас возможности посещать анклав, поэтому сложно пополнить запасы первичной материи, а без этой субстанции создавать расширенные препараты практически невозможно. Правда, генерал Безелер выделил мне небольшое количество первичной материи, однако из-за спешки я должен был сократить определенные процедуры, и это привело к тому, что медикаменты имеют меньшую силу, чем если бы я потратил больше времени.
– Однако они работают, в отличие от других, в том числе и заказанных профессором Гуэрини.
– Именно. И это меня беспокоит.
– Почему? Возможно, за два года они утратили свежесть? Или емкости, в которых они хранились, пропускали?
– Ни в коем случае! Я проверяю такие вещи очень старательно. Ну и лекарства профессора оказались также неэффективными. Сложно предположить, чтобы и они высохли или были плохо упакованы.
– И к каким выводам вы пришли?
Рудницкий беспомощно развел руками.
– Даже не знаю, что об этом думать, – признал он. – Однако я рекомендовал бы Вашему Величеству внести некоторые изменения, если речь идет о заботе о цесаревиче.
– Все, что вы скажете. Впервые за несколько месяцев я вижу улучшение в состоянии Алексея. Даже температура спала, – сказал царь, нежно касаясь лба мальчика. – А синьором Гуэрини я займусь лично, – со злостью пообещал он.
– Я не об этом говорил.
– Тогда в чем дело?
– По-моему мнению, профессор сделал все, что мог, чтобы вылечить сына Вашего Величества. Да, он совершил ошибку, но я уверен, что это больше не повторится. Однако я бы советовал, чтобы в комнате наследника престола всегда кто-то был. Помимо медицинского персонала, – заявил Рудницкий, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Лучше кто-то из офицеров Конвоя. День и ночь…
На лице царя не дрогнул ни один мускул, но то, что появилось в его глазах, было больше, чем гнев.
– Вы считаете, это саботаж?
– Я надеюсь, что нет и все это имеет естественное объяснение. Однако дополнительные меры предосторожности не помешают. Самое важное – здоровье цесаревича.
– Я не верю! Это какой-то абсурд!
– Только дополнительная страховка…
– И как вы себе это представляете? Кому я мог бы доверить жизнь сына, коль вы сомневаетесь в преданности людей из моего ближайшего окружения?! Конвою? Это сотни солдат, среди которых я лично знаю лишь горстку.
– Ваше Величество, я думаю, не сомневается в преданности генерала Самарина?
– Я должен обидеть людей, которые без колебания отдали бы за меня свою жизнь, из-за сомнений польского алхимика?!
– Решение за вами, Ваше Величество, я только выразил свое мнение.
Казалось, что царь снова уступит злости, однако он огромным усилием воли взял себя в руки, концентрируя внимание на поляке. Ощущение было не из приятных: в глазах монарха не было и капли тепла. Тишина душила и тяготила, Рудницкому показалось, что в комнате не хватает воздуха. Наконец царь пошевелился и устало потер виски.
– Благодарю вас, – заявил он сухим, официальным тоном. – Если вы захотите покинуть дворец, прошу предупредить графа фон Шварца.
«Кажется, кому-то только что указали свое место, – цинично подумал Рудницкий. – Самое время навестить Марию Павловну, поскольку еще немного – и меня посадят под домашний арест. Ну и надо предупредить Сашку – кто знает, не навредит ли ему рекомендация «польского алхимика»…
* * *
Рудницкий вышел из кареты и заплатил кучеру. Возможно, в Петербурге провели какие-то аресты, но на первый взгляд это было незаметно. По улицам, как и раньше, кружили экипажи, бежали электрические трамваи, иногда проезжал автомобиль. Только люди вели себя менее свободно, чем раньше. Зато стало больше трактиров, кабаков и ночных клубов. Ничего странного: война. Жители столицы жаждали развлечений и забвения.
Резиденция княгини Самариной находилась на Невском проспекте, недалеко от Аничкова моста. Дворец в стиле необарокко был украшен фигурами бородатых атлантов, а окна на первом этаже защищены мощными решетками, выкованными в виде фантастических узоров. Здание выделялось среди других даже на главной улице города, населенной элитой.
У входа его приветствовал пожилой лакей, которого он знал еще по Варшаве. Слуга сразу же проводил его к княгине. Похоже, Мария Павловна отдала соответствующие инструкции на случай его появления в Петербурге.
– Олаф Арнольдович, – представил его слуга, открыв двери в салон.
Алхимик с облегчением заметил, что пожилая княгиня находилась в хорошей форме: ее быстрые движения и естественный румянец на лице свидетельствовали, что она в полном порядке. Тут присутствовали еще две молодые, элегантно одетые дамы и – как же иначе – граф Самарин.
– Тетушка, – церемониально склонился Рудницкий. – Дамы, господин граф.
– Олаф, ты негодник! Я не видела тебя почти год!
Княгиня сорвалась с кресла и подбежала, чтобы обнять его. Генерал Самарин был менее эмоциональным и ограничился только пожатием руки и приятельским похлопыванием по плечу.
– Надя Трубецкая и Люда фон Крис, Олаф Арнольдович Рудницкий, – быстро представила хозяйка дома.
До того как они заняли свои места, служанка подала свежеиспеченное, еще теплое печенье и поставила еще одну кружку.