Отряд крестоносцев-фуражиров (миниатюра из манускрипта XIII в., летопись Гийома Тирского)

Если мы потеряем страну, то и вы лишитесь своих поместий. Когда приближенные султана имеют во владении земли, то они всячески подавляют, угнетают и грабят народ». Занги никогда не позволял своим воинам топтать крестьянские посевы. «Они шли, – пишет хронист, – словно между двух натянутых канатов», и ни одному из них не позволялось взять даже пук соломы, прежде не заплатив крестьянину за него. Любое насилие в отношении населения сурово наказывалось: нарушителей распинали. Занги устанавливал умеренные налоги для бедных, но богатые города, наподобие Алеппо, несли основную тяжесть расходов на военные кампании.

Однако в итоге за свои вложенные в предприятие деньги он давал возможность получать хорошие доходы. Результаты сурового и строгого правления Занги были хорошо видны на примере его процветающих владений и особенно возродившейся столицы. Отец историка Ибн аль-Асира сообщает следующее: «Я помню, каким был Мосул, когда наш правитель, павший впоследствии смертью мученика, пришел впервые к власти. Большая часть города лежала в руинах, и пустое пространство протягивалось от Квартала барабанщиков вплоть до Цитадели и дворца… Старая мечеть была оставлена, и все дома вблизи крепостных валов были покинуты на расстоянии брошенного камня… Но с течением времени, когда правил правитель-мученик, страна оказалась под его защитой, следы заброшенности исчезли, и властям не дали превратиться в тирана. Положение улучшилось, и об этом стало известно вокруг, и народ стал приходить и селиться здесь. Вот уж действительно „великодушие рождает привязанность“. Мосул и другие города стали застраиваться домами, и кладбища исчезли, вытесненные пригородами».

Занги возвел большой Дом правителя напротив Альмейды (большая площадь для проведения спортивных соревнований), в два раза увеличил высоту крепостных стен и построил ворота, названные в его честь Баб аль-Имади. Прежде, до начала его правления, Мосул был беден плодами земли, так что, когда купец продавал виноград, он отрезал часть кисти ножницами, чтобы точнее был ее вес. Но когда Занги возродил город, вокруг него возникли цветущие сады, и было изобилие гранатов и груш, яблок и винограда, так что еще сохранялись плоды предыдущего урожая, как уже поспевал новый.

Занги остался в истории совсем не потому, что он возродил Мосул и окрестные области. Он стал известен именно как защитник ислама от крестоносцев в то самое время, когда дело мусульман, как представлялось, находилось в отчаянном положении. Сельджукские вожди Месопотамии были разобщены, они могли равным образом или начать враждовать друг с другом, или «пойти по пути Аллаха». И они никоим образом не собирались признавать руководство нового правителя Мосула. Вся страна была поделена на множество военных фьефов по образцу земельных владений Занги, и в каждом из них были свои вассалы, а среди крупных феодалов были люди, давно обеспечившие себе вес и известность в обществе. Военачальник Артук был основателем династии Артукидов; его два сына Сокмен и Иль-Гази имели свои резиденции соответственно в Хасан-Кейфе и Мардине уже с начала столетия. Они прославились своими набегами на франков. Ни один вождь не вызывал даже в малой степени такого ужаса у крестоносцев, как этот дикий турок-сельджук. Из своей горной твердыни он совершал набеги по всей Северной Сирии. Когда жители Алеппо попросили его о покровительстве, он отправился на помощь городу во главе 3 тысяч конных воинов и 9 тысяч пехотинцев. Он пошел на приступ холма Ифрин, сильно укрепленного франками, и одержал решительную победу. В этой битве пал регент Антиохии Рожер. Иль-Гази умер в 1122 г., когда Занги получил свое первое назначение. Сын Иль-Гази Темюрташ получил в наследие горную крепость Мардин и Алеппо. И хотя он был человеком покладистым, который предпочитал вести спокойную жизнь, он не забывал, чем он был обязан своему отцу.

Его двоюродный брат Давид, который унаследовал Хасан-Кейф в 1108 г., стал самым известным вождем во всей области Диярбакыр. Когда он однажды призвал турок-сельджуков выступить в поход, каждый воин препоясал свои чресла в радостном предвкушении битвы, и вскоре 20 тысяч человек собрались под его знамена. Такой вождь не собирался уступать первое место кому бы то ни было, и Занги вскоре понял, что он должен что-то предпринять, чтобы можно было беспрепятственно следовать своим дальнейшим планам. Надо было или подчинить себе Диярбакыр, или каким-то образом обезвредить. Продвигаться в Сирию, находясь под угрозой атаки во фланг, было небезопасно. Первой целью Занги стал город Джезирет-ибн-Омар (Джизре), который недавно сбросил власть Мосула. Полководец форсировал Тигр; часть воинов переправилась вплавь, часть – на лодках. Его сторонники среди горожан оказали ему помощь, и он вошел в город. Сделано это было своевременно: на следующий день уровень воды в реке поднялся на высоту человеческого роста, и перейти ее уже стало невозможным. Из Джизре он направился к Нисибину, некогда бывшему известным городом; император Траян за его взятие получил почетный титул Парфянский. Теперь это был один из городов под властью Артукидов, и, чтобы завоевать его, Занги прибег к недостойному способу. Он поймал одного из вражеских почтовых голубей, посредством которых в Месопотамии и Сирии обычно передавали донесения, и послал с ним заведомо ложное сообщение, которое привело к быстрой капитуляции Нисибины, та же участь постигла и Синджар.

Здесь Занги ждала новая опасность. Города, контролировавшие верхнее течение Евфрата, – Эдесса, Сарудж, Бира и другие – были аванпостами христиан. Они находились в руках Жослена де Куртене, и гарнизоны их состояли из элитных войск. Их невозможно было просто оставить в тылу, не предприняв простейших мер предосторожности. Поэтому Занги заключил перемирие с Жосленом, который, вероятно, был рад тому, что было отсрочено столкновение с таким сильным противником. Атабек получил возможность беспрепятственного продвижения в Сирию. Он был занят наведением порядка на своих новых территориях, когда Алеппо обратился к нему с призывом избавить его от притеснений со стороны франков. Это была та самая возможность, которую Занги так ждал. Он сразу же переправился через Евфрат (1128), прошел через Манбидж и был с ликованием встречен в Алеппо. Единственный сирийский феодал, который мог противостоять крестоносцам, был Тугтигин, атабек Дамаска, но он только что скончался. В последний момент Занги, теперь уже Сириец par excellence (по преимуществу), занял его место и стал защитником отчаявшихся мусульман в борьбе с «неверными».

Господин Алеппо, Занги более года оставался в Северной Сирии, досаждая, как мог, христианам. Имея от султана жалованную грамоту, дававшую ему право быть правителем всех западных провинций, Занги осадил сильно укрепленный замок Атариб (Аль-Атариб), расположенный на расстоянии однодневного перехода от Алеппо, для которого он был постоянной угрозой. Его гарнизон состоял из отборных воинов, и благодаря своему положению и присущей его защитникам отваги и лихости это была одна из мощнейших твердынь латинян. На протяжении долгого времени все яростные приступы Занги с успехом отбивались, но он все теснее сжимал кольцо окружения и не отчаивался. Осажденные оказались в бедственном положении, и король Иерусалима Балдуин II провел военный совет, на котором решался вопрос, стоит ли ему идти им на помощь. Некоторые предполагали, что этот вопрос не заслуживает обсуждения, и сарацины будут отбиты, как это и бывало до сих пор. Но один из присутствовавших на совете, как сообщает хронист, «лишь дьявол знает почему», увидел в действиях Занги нечто более серьезное. «Пожар вспыхнет от этих искр, – сказал он, – и под этой дымовой завесой скрывается пламя. Не тот ли это молодой лев, который оставил свой след в Тиверии?»