class="p1">Я вернулся в комнату для допросов, снова сел рядом с Вальтером Крабонке и заявил ему, что дела его совсем плохи и что он арестован по подозрению в совершении преступления. Я рассказал ему об обнаруженных следах крови и результа- тах серологического исследования. Из свидетеля Вальтер Крабонке превратился в обвиняемого. Поэтому я обязан был спросить, желает ли он продолжать давать показания, хранить молчание или все-таки обратиться к адвокату. Он посмотрел на меня вопросительно, как будто удивился, что я снова предлагаю ему адвоката, и на этот раз тоже отказался от своего права. Я почувствовал облегчение, потому что адвокат наверняка посоветовал бы ему не давать показаний до особого распоряжения. Теперь же мы могли продолжать задавать наши вопросы.

Что сразу бросилось в глаза: его спокойствие и кажущаяся уравновешенность куда-то испарились. Он начал что-то нервно бормотать, а потом замолчал на несколько минут. Крабонке сидел неподвижно, сигарета потухла в его пальцах, и он тут же прикурил новую. В какой-то момент он начал тихо и протяжно плакать. Через несколько минут мужчина попросил у меня новый лист бумаги. «Только на нем ничего не должно быть. Он должен быть чистым», – пояснил он. Я взял чистый лист со стола и дал ему. Некоторое время он просто смотрел на бумагу, на которой «ничего не было». Мой коллега и я старались не отвлекать Вальтера Крабонке от процессов, происходивших в тот момент в его голове. Мы просто замолчали и ждали. Иногда молчание тоже является тактикой допроса.

Наконец, Вальтер Крабонке, похоже, решился. Детским и слегка дрожащим почерком он что-то написал в верхней трети листа. Потом скомкал его, задумался, но потом снова расправил бумагу и пододвинул лист ко мне. На нем было написано: «Это я убил ту женщину. Она поднималась ко мне в квартиру».

Это я убил ту женщину. Она поднималась ко мне в квартиру.

Я не выдал своего облегчения, потому что теперь нам предстояло подкрепить признание доказательствами, чтобы оно имело силу в суде. Теперь мы знали, кто был преступником, но нам не было пока известно, как именно произошло преступление и зачем Крабонке расчленил тело. И то и другое было очень важно для приговора и избрания меры наказания.

Итак, допрос не закончился, но я подумал, что пришло время перевести дух. Я спросил Вальтера Крабонке, не принести ли ему чашку свежего кофе, чтобы тот немного успокоился. Он молча кивнул. Я вышел из комнаты для допросов, сообщил информацию ожидающим меня коллегам и взял кофе.

После признания Вальтер Крабонке, казалось, почувствовал облегчение. Он охотно и подробно описал, как именно произошло преступление. Он начал болтать почти как человек, который рассказывает своим друзьям или приятелям о прошлых выходных или о последней ссоре с женой. Подбор слов и интонация иногда были уж чересчур откровенными. Но все ли происходило именно так, как он описывал?

Его окончательная версия событий была такова: в квартире произошла ссора. Внезапно Агнес отказалась ложиться с ним в постель. «Она начала нести что-то про своего парня и вдруг захотела выпить пива и шнапса». От вина она отказалась наотрез. «Тогда я ударил ее, потому что вышел из себя! Я чувствовал себя глупым мальчишкой. Сначала она хотела, а потом не захотела!»

После удара Агнес Брендель стукнулась головой о дверной косяк и рухнула на пол без движения. Он отнес ее в кровать в надежде, что ей станет лучше. Внезапно ее дыхание стало коротким и прерывистым, как будто она задыхалась. Когда ее вырвало, Крабонке накричал на нее и стал трясти. Так он хотел помочь ей, «ведь я прошел курсы оказания первой помощи». Но Агнес Брендель не реагировала на его манипуляции. В конце концов он понял, что женщина мертва, и стал размышлять, что делать дальше. Опьянение ушло, сменившись отчаянной трезвостью. Крабонке хотел сначала вызвать «Скорую помощь», но отказался от этой идеи, опасаясь попасть в тюрьму. Вместо этого ему пришло в голову раздеть Агнес догола и отнести ее обнаженный труп в свой подвал. Так он и сделал, но сперва завернул его в простыню. Затем он выкинул одежду и сумку женщины в контейнер для использованной стеклотары возле своей квартиры. После этого он пошел спать. Только на следующий день он приступил к разделке трупа – «ужасная вещь», как выразился Вальтер Крабонке. Так он хотел «надежно избавиться от нее».

И хотя Вальтер Крабонке прикладывал все усилия, чтобы убедить меня в своем описании преступления и своих мотивах, я не верил ни одной рассказанной им детали. Преступление не могло произойти именно так, как он пытался представить. Как, например, можно объяснить сперму во влагалище Агнес Брендель и прижизненные колотые раны на ее груди? Как кровь Агнес Брендель попала на ковер? Было видно, что Вальтеру Крабонке не нравились эти вопросы. Он извивался как уж, пытался оправдаться и отрицал иную версию событий, нежели ту, что рассказывал сам. Такое поведение меня не удивило. Даже если Агнес Брендель умерла именно так, как утверждал Вальтер Крабонке, и это было не убийство, а нанесение телесных повреждений со смертельным исходом, то он все равно не только расчленил труп, но и эякулировал в него. С его точки зрения, это должно было быть двойным нарушением его собственных табу, коль скоро он даже оральный секс считал ненормальным.

Моя версия заключалась в том, что увечья на груди и гениталиях жертвы указывали на сексуальное возбуждение, которое нельзя было объяснить только прагматическими соображениями транспортировки трупа. Именно это я и сказал подозреваемому: я поведал ему, что могу понять его колебания, его желание увернуться от неудобных вопросов, но все же я был уверен, что он не говорит всей правды.

Преступление не могло произойти именно так, как он пытался представить.

После череды оправданий, продолжавшихся несколько минут, мои возражения наконец возымели действие. Внезапно Крабонке признался, что, возможно, он не только ударил Агнес по лицу. Его новая версия звучала так: когда она «ударилась» головой о дверной косяк и он уложил ее в кровать, мужчина предположил, что Агнес Брендель уже мертва. Но на всякий случай он принес с кухни нож. Затем он дважды вонзил его в верхнюю часть тела жертвы. В итоге, как утверждал Вальтер Крабонке в соответствии со своей первой версией, он завернул мертвую женщину в простыню и отнес в подвал. При этом ее кровь вполне могла накапать на пол.

Было уже четыре часа дня. Допрос длился более восьми часов, а еще много вопросов